Кулинарная битва

Большого сходства между прошлым Джея и своим Мэй и сейчас не видит. Если не вникать в подробности, детство Джея было куда более нормальным. Да только он все равно прав. В детстве им обоим не на кого было положиться. Знать-то она это знала, а вот видеть, как сильно это их связывало, не видела – только сейчас поняла.

Джей обернулся:

– Это все? Какие еще меня ждут сюрпризы? Есть еще что-нибудь, кроме нашего счастливого будущего владельцев пяти собак?

Мэй бросила на него быстрый взгляд. Он улыбался. Слава богу, Джей шутит. А если шутит о собаках, может, и в остальном найдет что-то смешное. Но ведь у нее есть и еще один «сюрприз». Ее «экзотические танцы у шеста». Хотя Сабрина о них пока не заикалась, она все знает. В любую минуту может пустить в дело и этот козырь. И вообще, зачем молчать? Мэй напомнила себе, что стыдиться ей нечего и упрекать себя не в чем: она так на образование себе зарабатывала.

Но признаться в том, что танцевала в стриптизе, язык у нее все равно не поворачивался.

Глаза Джея становились все напряженней, и искорки смеха в них потухли. Или лучше все-таки промолчать? Он ветвь мира протягивает – так незачем ей ворошить прошлое. А может, про «это» на потом отложить? Нет, лучше уж все сразу выложить.

– Я тебе раньше не говорила: чтобы платить за университет, я работала в одном месте… в клубе для джентльменов «Желтая роза».

Джей понял не сразу, но, когда понял, глаза у него округлились:

– Работала?

– Танцевала. На сцене.

Надо ему все объяснить. Надо, чтоб он ей поверил:

– Я только танцевала. И больше ничего.

Она начала говорить и точно наяву увидела залитые слепящим светом гримерные, свою сумку с аккуратно сложенными блестящими костюмами, девушек, вместе с которыми выходила на сцену. Были и такие, которые не только танцевали, но большинство, как Мэй, зарабатывали чем могли, но со сцены не спускались.

Джей не шевелился и молчал. Поди пойми, чего от него теперь ждать? Все это было так давно. Они тогда даже знакомы не были. Но все-таки… Если бы ее эти подвиги не смущали, она бы и их в свое рабочее резюме включала. Мэй виновато улыбнулась:

– Это же так давно было.

Уголки губ Джея дрогнули, и она вдруг заметила, что он с трудом сдерживается от смеха. На секунду обиделась: она ему о важном рассказывает, а он насмехается? Но тут что-то и у нее прояснилось. Джей рассмеялся в голос. И вот они уже оба хохочут до слез.

– Звучит соблазнительно. Я бы посмотрел, – наконец смог выговорить Джей. – Надеюсь, ты еще не все свои старые па забыла.

Она легонько его толкнула. А потом, осмелев, взяла за руку и потянула дальше, вниз по тропинке. Дошли до тополя. Джей сел на поваленный толстый ствол. Мэй опустилась рядом.

– Мы с Амандой всегда здесь в детстве играли.

– Может, еще поиграете, когда вам надоест переругиваться через съемочную площадку.

Мэй вздохнула:

– Да уж… мы обе слегка… погорячились. Окей, признаю, не слегка. Мы с ней здорово погорячились. Понимаешь, как-то все само получилось. Она что-то сказала – я что-то сказала, я что-то сделала – она что-то сделала. А маме деньги сильно нужны. Это серьезно. У нее ипотека не выплачена, и я об этом не знала. И еще у нее, скорее всего, болезнь Паркинсона. И… – Мэй положила руки на колени и уставилась перед собой в землю. – Мать боится. Беспокоится о том, что будет с «Мими», с ней самой, со мной. Джей, я ей нужна. а она нужна мне. И оказывается, этот городишко мне тоже нужен. Поэтому утром на съемках я и сказала, что остаюсь. Но я не уверена… Я даже не знаю, что я имела в виду… Я только знаю, что не могу просто сбежать. Снова сбежать.

Как трудно говорить о самом главном! Куда труднее, чем признаться в прошлых ошибках.

Еще минуту назад они были близки, а теперь их близость она, кажется, собственными руками разрушает. А что делать? Без этого никакой внутренней «генеральной уборки» у нее не получится. С этим вопросом, самым главным вопросом, тоже нужно в конце концов разобраться. Хватит с них секретов друг от друга. Разбираться надо вместе с Джеем, чего бы это им ни стоило.

Чего бы ни стоило? Но стоить-то оно может ей очень дорого. Джей молчит. Его молчание затянулось. До нее не дотрагивается, а сама Мэй даже взглянуть на него боится. Прошлая Мэй заявила бы решительным голосом, что ей безразлично, что он по этому поводу думает или чего хочет. А уж безразлично ей или нет – это другое дело. Прежняя Мэй ни за что не открыла бы ему свои самые уязвимые места. Правда, толку от этого никогда особого не было.