Мэй поставила коробку в открытый кузов пикапа и пошла за следующей. Усилием воли она подавила в себе желание схватить за грудки и как следует тряхнуть невозмутимого мужика, который как ни в чем не бывало передавал ей коробку за коробкой, будто это не он только что разрушил все их планы.
Еще двенадцать коробок – и Барбара подняла заднюю стенку кузова.
– Черт побери, Джон! Поди теперь разморозь все это. Устроил ты нам развлечение!
– Да уж понимаю. – Он стоял и смотрел, как они влезают в кабину. – Счастливо! Ни пуха вам сегодня!
Едва двери грузовичка закрылись, Мэй взорвалась:
– Какого дьявола?! На кой черт нам замороженные цыплята?!
Мать повернула ключ зажигания и дала задний ход. По лицу было видно, что она злится, но, пока они не выехали на дорогу, Барбара молчала.
– Аманда была здесь утром и сказала ему, что ты хочешь переключиться на экоцыплят. Вот он ей наш заказ и отдал.
– Мама, но это… Я не… Это просто…
– Ты где-нибудь что-нибудь кому-нибудь ляпнула. Такие вещи разносятся со скоростью света. У нас здесь попусту языком не мелят.
– Я ничего не говорила. Я никому ничего, кроме тебя и Эйды, не говорила. Я этого даже в виду не имела. Я просто спросила: бройлеры у него или нет? И вообще, это никакого значения не имеет. Их цыплята даже лучше, чем эко…
Вокруг нее всегда клубятся какие-то слухи. Мэй это знала – не матери ей это рассказывать. Но чтобы Джон Касвел поверил, что она будет вмешиваться в договор, который соблюдали уже четыре поколения их семей, – это полный абсурд. Даже если Аманда что-то ему наболтала. Сестра вообще слишком далеко зашла! Переусердствовала – это точно. Думает, она против Мэй выступает? Нет – она на Барбару заманулась. Она им сегодняшний вечер сорвать хотела. Знает же, что мать едва-едва концы с концами сводит!
– Клянусь, мама, я нигде никому ничего не говорила. Это все Аманда.
– Знать не знаю, кто что сказал, и разбираться ни в чем не намерена. Но он решил, что ради экоцыплят ты собираешься его подальше послать. А раз он так подумал, мы имеем то, что имеем. И нам теперь все это расхлебывать.
За рулем Барбара была напряжена, старательно сбавляла скорость и тормозила на каждом перекрестке, а ведь когда-то по любым, самым извилистым дорогам летала на пятой скорости, выставив в окно руку с сигаретой. Как бы ни была Мэй сейчас зла, она не могла не заметить, что мать превратилась в очень осторожного водителя. Стареет… Мысли о том, что это значит, Мэй отодвинула от себя подальше. Но Аманду эти мысли сделали для нее еще большей дрянью. В грязные игры пустилась. И она, и ее Нэнси. А что Мэй-то сделала? Ничего! Ничего, что «Фрэнни» бы хоть чуть-чуть навредило.
Пока ничего.
Целого замороженного цыпленка надо размораживать в воде. И не в теплой, что хоть и быстрее, но вреднее для мяса, а в ледяной. Воду и лед меняют через определенные интервалы времени и в соответствии с точно заданной температурой. Они купили чуть ли ни целую тонну льда и двадцать четыре белых ведра, каждое на двадцать пять литров. На улице наполнили ведра из шланга и в часть из них сложили цыплят. Готовые к продаже цыплята были упакованы в полиэтиленовую пленку. Какое-то время их не разворачивали, а так и перекладывали из одного ведра в другое, сливая воду, когда лед таял. Слегка оттаявших кур разворачивали, разделывали на куски для жарки, складывали куски в герметичные мешки и продолжали размораживать дальше. В перчатках этим заниматься не будешь. В нужном для надреза месте на грудинную косточку нажмешь только голыми руками, и окровавленный лед из шеи и из складок кожи в перчатках тоже не вытащишь.
Работа ужасная, но как без нее обойтись? Не смогут они цыплят вовремя разморозить – не смогут вечером открыться. Судьи приедут – что они увидят? Вот и конец «Кулинарным войнам».
Первый час в сторону Мэй Энди даже смотреть отказывался. Как и Барбара, он во всем ее обвинял. Потом начал отпускать мрачные шуточки – уж больно идиотская была ситуация. Барбара работала, погрузившись в стоическое молчание, а Мэй – мысленно высказывая Аманде все, что про нее думала. Начала с «как ты могла?», перечислила все Амандины грехи против матери и против «Мими».