В тот вечер в «Мими» он взял ее за руку, повел в кухню, и Аманда растаяла. Ей стало так легко и спокойно, как никогда раньше в «Мими» не было. Ей казалось, даже стены ей рады. Все ее тревоги и сомнения исчезли. Она была в «Мими» с ним, и это казалось правильно и естественно. К ней тогда вернулось давно забытое чувство предвкушения того, что вот-вот случится. Аманда тогда сидела на столешнице и, привалившись к стене, лениво болтала ногами, а когда он отвернулся к раковине, любовалась его широкими плечами и радовалась тому, как здорово, что и в росте у них разница невелика. А теперь он, наверное, думает, что она пришла к нему, только чтобы украсть их рецепт. В ушах у нее звенело, стена шума росла между ней и миром, руки и ноги покалывало от онемения. Все и так было скверно, а теперь она дошла до той точки, за которой вообще перестала что-либо чувствовать.
– Я ничего не крала! Ты с ума сошла! Зачем мне это нужно? Я не для этого…
Камера ловила каждое ее движение, каждое слово.
Мэй пристально смотрела ей в глаза:
– Сначала вы с Нэнси украли наших цыплят. Потом ты украла рецепт. Ты на все пойдешь, чтобы в «Войнах» выиграть. – Она ткнула пальцем в Энди. – На что угодно. Ты воровка и мошенница, а теперь ты еще и врунья – на тебе клейма ставить негде.
– Я никогда не вру.
Мэй это прекрасно знает. Она знает, что все это – чушь собачья. Энди наконец решился поднять на нее взгляд, и прежде чем он отвел глаза, Аманда успела увидеть в них боль человека, которого предали. Ту боль, которую испытывает и она сама. Какое право он имеет думать, что она его предала? Глядя на него, на Сабрину, Аманда видела: все они действительно верят, что она это сделала. Как Мэй удалось так ловко сплести и расставить для нее сети, она не понимала, но с горечью сознавала, что нет никого, кто захочет за нее заступиться. И во всем она сама виновата. Сама выставила свою жизнь всем на потеху, сама отдала ее во власть непонятной ей силе. И теперь эта сила кружит ее, носит, швыряет и вот-вот уничтожит все, что ей дорого. Надо им показать, что ей, в отличие от некоторых, скрывать нечего, что она вся на виду. а сделать это можно только одним способом.
– Если кто-то здесь врет, Мэй, то это ты. Если тебе надо, ты на что угодно… Вся твоя жизнь – ложь, от начала до конца. В ней все – фальшивая бутафория. «Мэй Мор – устроительница идеального дома», «Мэй Мор поможет вам сделать вашу жизнь чистой и прекрасной». Кому ты можешь помочь? Ты даже собственной матери помочь не в силах. Кому, как не ей, нужна твоя помощь, а ты для нее пальцем не пошевелишь; бросила ее жить в помойке и тонуть в море хлама.
Барбара тоже ради нее пальцем не пошевелит. В чем бы Мэй ее ни обвинила, мать ни слова в защиту не скажет, позволит ей разрушить жизнь и Аманды, и Нэнси. А Нэнси гордая и благородная, она Мэй никак останавливать не станет. Кроме Аманды, «Фрэнни» защитить некому. Надо всем про Барбару и про Мэй рассказать. Рассказать, кто они такие на самом деле. Тогда пусть что хотят про Аманду, про ее свекровь и про «Фрэнни» говорят – им никто не поверит.
У Мэй на лице ни один мускул не дрогнул. Аманда видела: сестра чувствует себя в безопасности, считает, что о доме матери Аманда будет молчать даже под страхом смерти. Ошибается. Надоело ей притворяться. Она повернулась лицом к Сабрине:
– Пойдите, посмотрите сами, как мать живет. А потом и решайте, можно им верить или нельзя. Посмотрите, что они обе скрывают. Да что обе, все они. И Энди тоже. – Аманда бросила на него испепеляющий взгляд, но он все еще внимательно изучал гравий у нее во дворе. Не может Энди не знать про то, что у Барбары в доме творится. Весь город знает. Пусть теперь вся страна увидит.
– Дом матери не имеет никакого отношения к рецепту, – пробормотала Мэй. – Это совершенно… – она взглянула на Сабрину, – к делу не относится. Мать как хочет, так и живет. Ей так нравится. И ни я, ни «Мими» тут ни при чем.
Теперь под прицелом камеры была Мэй.
– Мэй, это правда? – Голос у Сабрины был вкрадчивым, но искренне заинтересованным. – Твоя мать никогда ничего не выбрасывает и в доме у нее свалка? А ты-то сама ей помочь пыталась? Не можешь с этим справиться? Или не хочешь?
– Я… Какое отношение это имеет к нашему шоу? – попробовала защититься Мэй. – Я на эту тему разговаривать не собираюсь. Это нелепо.
– А по-моему, нелепо, когда ты обвиняешь меня в том, что я украла рецепт Мими. – Камера снова нацелилась на Аманду. – А то, что я сказала, Мэй, – это чистая правда. Та правда, которую ты ото всех скрываешь. Тебе невыгодно, чтоб это было правдой. Но шила в мешке не утаишь.
Мэй потянулась схватить ее за плечо, но Аманда дернулась назад. Она ничего больше не хочет слышать. Она сыта по горло! Аманда развернулась и шагнула к дому, готовая захлопнуть дверь у них перед носом. Хватит с нее. Хотят – пусть стоят на улице. Сделала шаг на крыльцо и замерла с поднятой ногой. Пропади все пропадом!
За дверью стоит Фрэнки. Ситуация и так из рук вон, но если она сейчас…
Едва Аманда взялась за ручку, дочка распахнула дверь:
– Мам, что происходит?