Тот же Аристотель очень остроумно и глубоко высказался о равенстве: «
12 Мечта
Какими же средствами вылечить этот современный недуг — культ некомпетентности, интеллектуальной и моральной? Каковы основные способы избежать подводных рифов, угрожающих демократическому режиму, по выражению г-на Фуйе? Как вы уже поняли, я таких способов не вижу, ибо мы имеем дело с заболеванием, которое разве что может пройти само, с заболеванием, с которым больной носится как с писаной торбой.
Г-н Фуйе[12]
предлагает учредить высшую элитарную палату, куда входили бы представители самых компетентных в стране сообществ: судебного ведомства, армии, университета, торговой палаты и так далее.Прекрасно, надо только, чтобы на это согласились демократы, а они именно таким сообществам, основанным на компетентности, не доверяют, считая их, и не без причины, аристократическими по сути.
Г-н Фуйе предлагает также государству энергично вмешиваться в жизнь общества для восстановления общественной морали: бороться с алкоголизмом, азартными играми, порнографией.
Но, во-первых, от подобных мер попахивает реакцией, ведь из них состояла программа «морального порядка» в 1873 году, а во-вторых, — это признает и г-н Фуйе — демократическое государство не в состоянии уничтожить то, за счет чего оно живет, отказаться от основных источников своих доходов. Демократическое правление — поборники демократии соглашаются с этим — обходится отнюдь не дешево. Его учреждали с надеждой, а нередко и с намерением опереться на экономические факторы. Однако демократическая власть всегда была разорительной, потому что она, как никакая другая, нуждалась в большом количестве сторонников и как можно меньшем количестве недовольных. Между тем сторонников надо так или иначе подкармливать, недовольных — обезоруживать и так или иначе подкупать.
Демократия и в давние, и в теперешние времена пребывала и пребывает в страхе перед возможным тираном, который, с её точки зрения, должен вот-вот явиться. Чтобы совладать с тираном, опирающимся на энергичное меньшинство, она хочет заручиться поддержкой подавляющего большинства населения и старается осыпать его своими милостями. Кроме того, у потенциального тирана она должна увести всех недовольных, на чью помощь тот мог бы рассчитывать, а значит, подкупить их еще большими милостями.
Следовательно, демократия нуждается в большом количестве денег. Да, она сдирает три шкуры с богатых. Однако богатых мало, и прибыток с них для властей невелик. Значительно больший доход демократическая власть получит, потакая порокам большинства, ибо людей с пороками масса. Отсюда льготы всевозможным «кабаре». Стало значительно опаснее закрыть кабаре, чем закрыть церковь, как говорит г-н Фуйе. Всё увеличивающаяся нужда в средствах, продолжает он, конечно же, заставит демократический режим наложить руку на прибыль с домов терпимости и с издания непристойной литературы, ведь тут крутятся большие деньги. В конце концов, с моральной точки зрения всё равно, будет ли эта индустрия отдана на откуп отдельным дельцам или доход от нее присвоит государство. С финансовой же точки зрения разве второе не предпочтительнее?
Г-н Фуйе утверждает также, что реформа должна прийти «сверху, а не снизу», что «сверху, а не снизу должно начаться движение за возрождение общества».
Лучшего и желать нечего. Вот только как это произойдет? Ведь всё зависит от народа. Кто и что может воздействовать на народ, кроме него самого? Если всё зависит от народа, что может привести его в движение, если не сила, исходящая из его собственных недр? Перед нами — поскольку мы разговариваем с философом, позволительно воспользоваться этим термином — κινήςϊς άκινήτος[13]
, мотор, который сам есть источник движения, а не получает его извне.Исчезла основа, предрассудок, если угодно, предрассудок компетентности. Люди больше не считают, что наиболее сведущий в каком-либо деле должен этим делом заниматься или быть для этого избранным. В результате, мало того что всё идет наперекосяк, нет никакой возможности исправить положение дел. Совершенно безвыходная ситуация.
Ницше демократия, разумеется, приводила в ужас. Однако, как все энергичные пессимисты, пессимисты не pococurante[14]
, он любил повторять: «Есть пессимисты, смирившиеся, трусливые; такими мы не хотим быть». И когда он не хотел таким быть, он заставлял себя глядеть на демократию благосклонным взором.