* Подборку некоторых из такого рода работ см.:
**
роль Леда сыграла в их прошлом, любящего отца, размышляющего о своем ребенке, старого артиста, пытающегося обрести спокойствие, или, наконец, ремесленника из незапамятных времен, переживающего утрату сил, Йейтс поэтически реконструирует собственную жизнь как эпитому жизни нации.
Эти поэмы опрокидывают весь редуктивный и клеветнический образ ирландских реалий, заменяя аисторические эпитеты вроде «пожирателей картофеля», «жителей болот» или «обитателей лачуг», что согласно книге Джозефа Леерсена
Драма Йейтса в восстановлении попранной истории и воссоединения ее с нацией удачно отражена в описании Фаноном той ситуацйи, с которой Йейтсу пришлось бороться: «Колониализм не удовлетворяется тем, что просто держит народ в повиновении и опустошает мозги туземцев от всякой формы и содержания. При помощи своего рода извращенной логики он обращается к прошлому народа и искажает, уродует и разрушает его».** Йейтс поднимается от уровня личного и народного опыта до уровня на-
ционального архетипа, не теряя при этом непосредственности первого и статей последнего. И его безошибочный выбор генеалогических мифов и персонажей говорит о другом аспекте колониализма, как его описывает Фанон — способности отделять индивида от его инстинктивной жизни, разрывать порождающие черты национальной идентичности.
Поэтому на бессознательном уровне колониализм стремится стать для туземцев не нежно любящей матерью, которая защищает свое дитя от враждебной среды, но, скорее, такой матерью, которая удерживает своего глубоко порочного отпрыска от самоубийства или от потакания дурным наклонностям. Колониальная мать защищает свое дитя от него самого, от его эго и психологии, его биологии, его собственного несчастья, которые составляют самую его суть.
В такой ситуации притязания туземного интеллектуала [и поэта] — вовсе не роскошь, а необходимый момент всякой сколько-нибудь последовательной программы. Туземный интеллектуал, который берет в руки оружие, чтобы защищать легитимность своей нации, который предстает обнаженным, чтобы изучать историю своего тела, просто обязан рассечь сердце своего народа.*
Не удивительно, что Йейтс наставляет ирландских поэтов
Презирать тот вид, что ныне взрослеет, Лишенные формы от башмаков до макушки, Беспамятны их сердца и головы,
Плебейский плод постели грязной. 131
То, что в итоге Йейтс стал создавать не индивидов, а типы, которые, согласно Блэкмуру, «не в со-
* Ibid. Р. 214.
**
стоянии вполне преодолеть абстракции, от которых произошли»,* верно, поскольку Блэкмур по своему обыкновению игнорирует программу деколонизации и исторический фон покорения Ирландии. Его интерпретации довольно искусны, хотя и аисто-ричны. Если учитывать колониальные реалии, то появляются интуиция и опыт, а не только «аллего-
V/ **
рические симулякры вперемешку с действием».