Культура и империализм

Вторая характеристика, которую в особенности подчеркивает Жирарде, состоит в том, что только после того, как сначала националисты взяли на себя руководство на имперских территориях, а затем эмигранты-интеллектуалы и активисты, существенное антиколониальное движение поднялось и в метрополии. Для Жирарде писатели вроде Эме Сезэра и Фанона представляют собой некий подозрительный «революционный мессианизм», но именно они подтолкнули Сартра и других европейцев в 1950-х годах выступить против французской колониальной политики в Алжире и Индокитае.** От этих инициатив идут другие: гуманистическое противодействие таким колониальным практикам, как пытки и депортации, новое сознание всемирного конца века империй и вместе с ним — переопределение национальных целей, и не в последнюю очередь в ходе холодной войны, различные инициативы по защите «третьего мира», которые повлекли за собой попытки привлечь на свою сторону постколониальных туземцев при помощи посвященных культуре журналов, поездок и семинаров. Весьма значительную роль сыграли в этом Советский Союз и ООН, пусть и не всегда добросовестно, а в случае последней —

*См.: Chomsky Noam. American Power and the New Mandarins. New York: Pantheon, 1969. P. 221—366.

** Girardet. L'Idée coloniale en France. P. 213.

вовсе не из соображений альтруизма. Почти все успешные освободительные движения в третьем мире после Второй мировой войны получали помощь от Советского Союза в качестве противовеса влиянию США, Британии, Франции, Португалии и Голландии.

Большинство работ по истории эстетического модернизма в Европе исходит из массированного проникновения не-европейских культур в первые годы XX века в самое сердце метрополии, не говоря уже об очевидном влиянии, которое они имели на художников модернизма, таких как Пикассо, Стравинский и Матисс, и на саму ткань общества, по большей части считавшего себя однородно белым и западным. В межвоенный период в Лондон и Париж стекались студенты из Индии, Сенегала, Вьетнама и из Карибского региона;* появлялись журналы, обозрения и политические ассоциации — можно вспомнить о панафриканском конгрессе в Англии, журналах типа «Cri des nègres» («Вопль негров»), партиях вроде Union des Travailleurs Nègres (Союз трудящихся негров), основанных эмигрантами, диссидентами, изгнанниками и беженцами, которым в сердце империи парадоксальным образом работалось лучше, чем на удаленных территориях, или об энергии, которую придал африканскому движению Гарлемский ренессанс.** Повеяло общим антиимпериалистическим опытом, новыми связями между европейцами, американцами и не-европейцами. Они трансформировали дисциплины и позволили про-

*См. прекрасное исследование о молодых вьетнамских интеллектуалах в Париже в период между войнами: Ние-Тагп Но Tai. Radicalism and the Origins of the Vietnamese Revolution. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1992.

** Все это прекрасно описано в работе: Vaillant Janet G. Black, French, and African: A Life of Leopold Sédar Senghor. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1990. P. 87—146.

явиться новым идеям, что навсегда изменило структуру подхода и референции, сохранявшуюся в европейской культуре на протяжении поколений. Перекрестное оплодотворение между африканским национализмом, как он представлен Джорджем Падмуром, Нкрумой, С. Л. Р. Джеймсом, с одной стороны, и, с другой — появлением нового литературного стиля в творчестве Сезэра, Сенгора, поэтов гарлемского Ренессанса, таких как Клод МакКей и Лэнгстен Хьюз (Claude McKay and Längsten Hughes), составляет центральный момент мировой истории модернизма.