классов или истории, а за счет бесчестья, что для него равнозначно катастрофе.
Нет сомнений, что вердикт истории в значительной мере подтверждает взгляд арабов. Чтобы там ни говорили о решениях Сан-Ремо [весной 1920 года, где объявлялось, что «весь арабский прямоугольник, лежащий между Средиземноморьем и Персидской границей, должен был быть поставлен под власть закона»], они нарушили провозглашенные общие принципы и конкретные обещания, данные союзниками и конкретно Великобританией. Суть данных в тайне посулов ныне ясна: каковы бы ни были публичные заверения, исследователь обладает теперь всем необходимым материалом для вынесения суждения. Именно полагаясь на эти обещания, арабы вступили в войну, внесли свой вклад и понесли потери; и уже одного этого достаточно, чтобы превратить соответствующие обязательства в долг чести. Конференция в Сан-Ремо по сути игнорировала долг и пришла к решениям, которые по всем важнейшим пунктам шли вразрез с желаниями вовлеченных народов.*
Было бы неверно недооценивать различия между Джеймсом и Антониусом, которых разделяют не только раса и идеология, но также темперамент и образование. Однако сходная печать, разочарование и нереализованные надежды чувствуются в их прозе, оба эти человека принадлежат политике деколонизации и сформированы ею. Джеймс принадлежит к низшему слою среднего класса в Тринидаде. Он самоучка, атлет и, как я понял это, когда посетил его в Брикстоне в июне 1987 года (ему было тогда 86 лет), всегда был толковым учеником, обладал революционным интересом к истории, политике и теории, был внимателен к идеям и противоречиям
*
и отличался почти спортивной авантюрностью в хорошей литературе, музыке и беседе. Антониус, как его удачно описал Альберт Хурани,* принадлежал к старому, более приземленному (worldly) классу левантийских сирийцев, проживавших некоторое время в Египте (он посещал там колледж Виктории, — тот же, где учился и я сам). Он окончил Кембриджский университет. Во время работы над книгой «Арабское пробуждение» Антониусу было около сорока (он умер в 1941 году в возрасте пятидесяти лет). Джеймс был на добрый десяток лет его младше. Если Антониус сделал неплохую карьеру в качестве конфидента высших британских чиновников, как советник главных арабских лидеров и элит от Хусейна и Фейсала до Париса Нимра и Хадж Амин ал-Хусейни (Hussein and Faysal to Paris Nimr and Haj Amin al-Husayni), как продолжатель десятилетий мысли и деятельности арабских националистов, и был мирским человеком, обращающимся к другим мирским людям во власти, Джеймс, недавно прибывший в Англию, работал крикетным корреспондентом. Он был чернокожим, марксистом, великим оратором и организатором. Кроме того, он был революционером, погруженным в африканский, ка-рибский и черный национализм. Работа «Черные якобинцы» первоначально была представлена не как книга, а как действующее средство передвижения для Поля Робсона в Лондоне. Во время представления пьесы Робсон и Джеймс в очередь играли роли Туссена и Дессалина.** 134