Культура и империализм

**Buhle Paul. С. L. R. James: The Artist as Revolutionary. London: Verso, 1988. P. 56—57.

Несмотря на различия между бедным и бездомным чернокожим историком-марксистом из Вест-Индии и куда более консервативным и высокообразованным арабом из блестящей семьи, оба они адресовали работы миру, который считали своим, пусть даже этот европейский мир силы и колониального господства их отвергал, до известной степени подчинял себе и глубоко разочаровал. Они обращались к этому миру из него самого и на тех культурных основаниях, которые бросали вызов его авторитету, выдвигая альтернативные его версии, — драматические, аргументированные и сокровенные. В своем творчестве они никоим образом не выходят за рамки западной культурной традиции, хотя по большей части они артикулируют противоположный опыт колониальных и/или не-западных народов. Уже значительно позже, после появления концепций негри-тюда, черного национализма и нативизма 1960-х и 1970-х годов, Джеймс упрямо поддерживал западное наследие, хотя одновременно сам вместе с (Районом, Кабралем и Родни принадлежал к мятежному антиимпериалистическому движению. В одном из интервью он сказал:

Как я могу вернуться к не-европейским корням? Если это означает, что карибские писатели сегодня должны понимать, что в их творчестве присутствуют черты, которым мы обязаны не-европейским, не-шекспировским корням и что прошлое нашей музыки — это вовсе не Бетховен, тогда я согласен. Но мне не нравится, что все это подается в варианте «или-или». Я так не думаю. Я думаю, что верно и то, и другое. И по существу мы — народ, чья литература и эстетическое прошлое коренятся в западноевропейской цивилизации.

* An Audience with С. L. R. James // Third World Book Review. 1984. Vol. 1, N 2. P, 7.

И если в своей замечательной работе о становлении арабского национализма Антониус подчеркивает фундаментальную важность переоткрытия арабского языка и классического наследия ислама (зачастую через работы таких же христианских мыслителей, как и он сам; этот акцент позднейшие историки критиковали как преувеличение), он настаивает также на том, что арабская традиция никоим существенным образом не противостоит западной традиции. Вместо этого между ними существуют отношения родства и свойственности, как он поясняет это, например, в следующем важном фрагменте.

Образовательная деятельность американских миссионеров в тот ранний период [1850—1860-е годы] имела, помимо прочих достоинств, одно выдающееся свойство: они придали арабскому языку высокое место и, коль скоро сами посвятили себя преподаванию на этом языке, то с готовностью подставили плечо и делу создания соответствующей литературы. В этом они были подлинными пионерами; и именно потому большей части их трудов присущ интеллектуальный подъем, которым отмечены первые шаги арабского возрождения.*

Никакого гармоничного совпадения между Западом и его заморскими колониями подобного рода в работах Гухи и Алатаса не наблюдается. Впоследствии имели место колониальные войны и затяжные политические и военные конфликты. И если прямой политический контроль ушел в прошлое, экономическое, политическое и зачастую военное господство, сопровождаемое культурной гегемонией — сила правления и, как это назвал Грамши, директивные (dirigente) идеи, — исходящие от Запада и ока-

* Antonius. Arab Awakening. P. 43.