Культура и ценность. О достоверности

443. Допустим, что в некоем языке нет слова, соответствующего нашему «знать». Люди просто утверждают («Это дом» и т. п.). Естественно для них делать ошибки. И потому они используют в предложении знак, указывающий, насколько вероятно совершение ошибки – или, лучше сказать, насколько вероятна ошибка. Последняя также может быть обозначена упоминанием конкретных условий. Например, «Тогда А сказал B… Я стоял близко от них и хорошо слышал». Или: «А был вчера в таком-то месте. Я видел его издалека. Зрение у меня не слишком острое». Или: «Там дерево. Я четко его вижу и видел многократно прежде».

444. «Поезд отправляется в два часа. Проверьте еще раз, чтобы убедиться». Или: «Поезд отправляется в два часа. Я только что сверился с новым расписанием». Можно добавить еще: «На меня в таких делах можно положиться». Польза подобных добавлений очевидна.

445. Но если я скажу: «У меня две руки», что можно здесь добавить для вящей уверенности? В лучшем случае: «при обычных обстоятельствах».

446. Но почему я так уверен, что это моя рука? Разве не вся языковая игра зиждется на этой уверенности?

Или: разве эта «уверенность» не заложена исходно в языковую игру? А именно, благодаря тому факту, что человек не играет – или играет неправильно, если не узнает достоверности объектов?

28.03.1951

447. Сравните с этим: 12 × 12 = 144. Здесь мы тоже не говорим «возможно». Ибо, насколько это суждение основано на точности подсчета и на том, что наши органы чувств не обманывают нас, оба суждения, арифметическое и физическое, находятся на одном уровне.

Хочу сказать: физическая игра столь же достоверна, как арифметическая. Но могут понять неправильно. Моя ремарка логическая, а не психологическая.

448. Хочу сказать: если мы не удивляемся тому факту, что суждения арифметики (например, таблица умножения) «абсолютно достоверны», то почему нас должно удивлять, что суждение «Это моя рука» обладает той же степенью достоверности?

449. Нечто следует изучать как основание.

450. Хочу сказать: наше обучение имеет форму «это фиалка», «это стол». Да, ребенок может впервые услышать слово «фиалка» в предложении «Быть может, это фиалка», однако он тогда спросит: «А что такое фиалка?» В ответ на это ему можно показать картинку.

Но как быть в случае, если кто-то скажет: «Это…», лишь когда увидит картинку, а до тех пор будет говорить только: «Возможно, это…»? Какие практические последствия будет это иметь?

Сомнение, сомневающееся во всем, не будет сомнением.

451. Мое возражение против Мура таково: значение отдельного предложения «Это дерево» не определено, поскольку оно не определяется значением слова «это» применительно к дереву. Но возражение некорректно, поскольку предложение можно уточнить, например, так: «Объект, который выглядит как дерево, является не имитацией дерева, но настоящим деревом».

452. Будет неразумно сомневаться, что это настоящее или единственное дерево.

Моя догадка, вне сомнения, не важна. Если сомнение неразумно, этого не понять с моей позиции. Поэтому должно быть правило, объявляющее сомнение неразумным в данном случае. Но такого правила тоже нет.

453. Я говорю: «Здесь не усомнится ни один разумный человек». Можем ли мы вообразить, как ученых судей спрашивают, разумно сомнение или неразумно?

454. В некоторых случаях сомнение неразумно, в других оно кажется логически невозможным. И между двумя этими категориями нет четкой границы.

29.03.1951

455. Всякая языковая игра основана на повторном узнавании слов и объектов. Мы столь же твердо узнаем, что это стул, как и то, что 2 × 2 = 4.

456. Если поэтому я сомневаюсь или не уверен относительно своей руки (в любом смысле), почему бы мне также не усомниться в значении этих слов?

457. Хочу ли я сказать, что достоверность есть свойство языковой игры?

458. Сомнение возникает на основании чего-либо. Вопрос таков: каким образом сомнение вводится в языковую игру?

459. Если бакалейщик захочет без причины проверить все яблоки в лавке, просто чтобы удостовериться, почему бы ему не перепроверить такую проверку? Здесь можно рассуждать о вере (я имею в виду веру в религиозном смысле, а не допущение)? Любые психологические термины лишь отвлекают нас от того, что по-настоящему важно.

460. Я иду к врачу, показываю ему свою руку и говорю: «Это рука, а не… Я пострадал и т. д.». Даю ли я ему сведения, которыми можно пренебречь? Например, не скажут ли мне: допустим, фраза «Это рука» содержит некие сведения – как вы можете рассчитывать, что врач оценит эти сведения? На самом деле если сомнительно, что «это рука», почему не сомнительно также, что я – человек, сообщающий нечто врачу? С другой стороны, можно вообразить случай – пусть и редчайший, – когда это сообщение важно или полезно, но не абсурдно.