Культура поэзии. Статьи. Очерки. Эссе

Собранные в Тезаурус фразы и словосочетания являются прямыми номинаторами-именами невыразимого (и бытийного, и социального, и биологического, и психического, и душевного, и духовного, и антропологического). Эти словесные знаки (словесность!) – самодостаточны и беспредельны. Слово Е. Симоновой именно таково: прекрасно, точно и ясно. Можно сколько угодно спорить о природе того или иного «метода» (реализм, классицизм, метаметаморфизм, акмеизм, постмодернизм, авангардизм и т.п.), – всё окажется интересным, обидно и приятно актуальным, но бесполезным, так как поэзия Е. Симоновой прорывается сквозь любую форму – и ритмическую / просодическую / звуковую / музыкальную, и дискурсную (рифма-строфа-метр-etc), и графическую (эксперимент, ставший «родной» плотью симоновского стиха и стихосложения), и языковую. Приведенные в словаре контексты, на мой взгляд, не нуждаются в декодировании: повторю – они прямо именуют ненарекаемое, – но их можно интерпретировать – чем и занимается подлинный и редкий читатель поэзии, со-поэт, впадая в состояние глубокой поэтической медитации – после восприятия стихотворений Е. Симоновой.

Поэзия Екатерины Симоновой настолько органична, гармонична и натуральна (в своем языковом воплощении), что стихотворения существуют в книге (и вообще в поэтосфере) в до-языковом, в доречевом и в добиблейском состоянии: они (стихи) могли быть созданы в 16 в. до н. э., и в 18 веке, и в 23-ем. Доречевая речь поэзии Е. Симоновой обусловлена – тотально – только уникальным качеством, серьезным объемом (массой) и чудовищной (от «чудо» – тоже) силой энергии ее поэтического дара. Такая особенность поэтического говорения Е. Симоновой вполне адекватна (и почти идентична) речи воды, птицы, ангела и самого воздуха, слышащего и звучащего, – воздуха и безвоздушного, вливающегося сюда, к нам, из Бездны, которая звезд полна и которой нет дна. Ощущение больно-счастливое, щемяще пронзительное и обескураживающе прямое, откровенное и чистое.

Особое говорение Е. Симоновой требует и особого просодического, дискурсивного и языкового оформления. Графика Е. Симоновой в поэтическом своем функционировании очевидно уникальна: наличие непунктуации превращает стихотворение в одно огромное, бесконечное и многосамоценное слово; прописные и строчные в начале строк как раз работают, как и непунктуационность, на формирование особой связности и цельности текстов, в которых благодаря этим графическим свойствам стиха проявляются такие качества поэтического текста, как эвристичность (игра: «н (е / у) жнее шелка», – здесь и экспериментальность, и полисемантичность лексемы), полиинтерпретативность (многопонимаемость) и энигматичность («загадка», «тайна», наличие «темнот» [термин С. С. Аверинцева], – П. Вайль вообще утверждал, что стихи должны иметь такое свойство, как непонятность). На с. 51 появляется «» (!) в словосочетании «хрипящей дырою не рта но зва»: здесь «зев» за счет графического усиления лексемы исторической графемой «» оказывается распахнутым – как поле – по горизонтали = 180°! Сложная гармония стихов, книги и поэзии Е. Симоновой также обеспечивается наличием синтеза стихов метрических (силлаботонических) и стихов акцентных, тонических (как у Бродского, но Бродского поэт преодолевает, и – легко, изящно, и ударный разномерный и разносиллабический стих звучит уже вполне по-симоновски). Есть ли в стихах Е. Симоновой языковая игра? Есть; но эта игра обретает иное качество – качество новации: так сказалось, так написалось, – новация эта вполне природна и традиционна для мировой (и русской) поэзии. Утверждаю: Екатерина Симонова – поэт природный во всех смыслах этой номинации.

Екатерина Симонова – большой поэт. Крупная личность. Человек самодостаточный и цельный. Ее поэзия содержит (и – держит) в себе главные, генеральные объекты / предметы познания: Жизнь, Смерть, Любовьлюбовьлюбовь / Время, Бог, Бесконечность и т.д. И тотальная нежность человека-поэта Е. Симоновой отепляет, осветляет и делает вольным все, чего касается ее слово. Но нежность поэта – мужественна (даже в слове «ласточка» в книге буква «л» воспринимается в курсивном, в нежно прописанном облике). У Е. Симоновой очень нежные рифмы (ассоциативные), они были таковыми (вокальными) в 18 веке и не архаизировались до сих пор: поэт естественно просто, природно свободно и вольно рифмует «силён – всё», «во рту – к стеклу», «вода – ждал», «вверх – тех», «вещи – меньше», – это рифмы тонкие, джазовые, когда не бьют в бас или в соло-барабан, а гладят медными щеточками телячью кожу ударного сосуда или медные же губы тарелок. Тонкая гармония, но и – мощная, несокрушимая.

Обидно. Обидно до слез, что у такой книги небольшой тираж: всего 200 экз. Правда, есть Интернет и все такое, как говаривал Б. Рыжий. А книга все-таки предметна.

Она – вещь. И виртуальность не полистаешь, не погладишь, не поцелуешь.