Думаю, что книга Е. Симоновой «Сад со льдом» как синтез этико-эстетической памяти и свежих дуновений духа обновляющегося времени культуры и поэзии – есть заметный и серьезный знак появления в отечественной словесности подлинного поэта.
Да. Sic! Невыносимее любви, Пятиконечнее звезды…
Из сердца языка
(Новая книга Вадима Месяца)
Новая книга Вадима Месяца «Норумбега: головы предков» (НЛО. – М., 2011) – действительно новая. Прежде всего в так называемом «жанровом отношении». Не будем беспокоить классификацию видов словесной деятельности и дух Аристотеля – он работал с материалом, покрывавшим несколько сотен квадратных километров. Но заметим, что к началу третьего тысячелетия ПРХ система жанров любой (в стилистическом и стилевом отношении) словесности перемешалась, и жанровая диффузия (с непременным броуновским и разностремительным движением) вдруг вернула текст (опять же любой) в известный объем и в непредсказуемое качество книги. Книга есть слово. Жанр есть разновидность поэтики. А это разные сущности. Слово как единица беспредельная, воспроизводимая и крайне поливалентная, цепляясь за иное слово, за мир, за душу, за гортань, за уста, – вырастает в книгу. Книга – это реализованное (в голосе, в письменности) языковое мышление и сознание. Книга – это единственное, что защищает нас от безответственности и пустоты речи. (И – от современного синтезировавшегося жаргонного чудовища с тремя наборами головного мозга в черепной, так сказать, коробке: уголовной фени, общего «базара» и молодежного сленга). Сегодня пишутся книги. А книга (талантливая) есть постпозиция (с мощной энергией препозиционального характера) Главной Книги. Какой? – Уже существующей в каком-либо печатно-рукописном виде, восстановлением которого озабочен всякий писатель, думающий и страдающий свой текст.
Книга В. Месяца растет. Сам автор признается (и письменно, и устно), что не знает, почему и как ЭТО происходит. Так и есть: жанровые вещицы сочиняются и пишутся, а книга – растет. («Норумбега» – лишь первая часть вырастающего вещества жизни, смерти, любви, языка, времени etc). Книги вырастают. Произрастают. Разрастаются. «Норумбега» – и проста (очевидна в проекции поэтики, композиции и даже замысла), и невероятно сложна (интенционально, содержательно), и загадочна (непонятна; П. Вайль: поэзия должна обладать таким свойством, как непонятность… Энигматичность – вот одна из музыкально-содержательных основ и констант поэзии), и страшна (глубокой, острой, невероятной эсхатологичностью; взглядом поэта – сквозь жизнь – в смерть; заглядом его в–за–смерть; двуострым взором его в глубину (геосфера / биосфера) и в высоту (ноосфера – по В. Вернадскому); и стройна (композиционно, контентно, модально); и бредова (бред – начало прозрения); и профетична (пророчеств в ней – не счесть); и точна, ясна, логична (в содержательном плане); и случайна (как вскрик: вскриков и зажимания рта ладонью в книге хватает; но поэт здесь не «несет с Дону и с Волги», или, точнее: «с Иртыша и с Ганга», – он говорит, бормочет, поет – из вещества в вещество, а может быть, из правещества в вещество – жизни, смерти, любви, времени-пространства и т.п.); и умна (не только явной научностью своей в сфере reverse’ов, но и явленной мудростью, – мудростью крови древне-молодой: возраст крови – от 200 тыс. до 1, 5 млн. лет!); и талантлива; и обескураживающе нова, необычна; и темна (о! смерть, за-смерть и предсмерть); и светла (о! жизнь, преджизнь и за-жизнь); и – что самое важное – стихийна. Большой поэт, вообще поэт как таковой, от Бога, – это тот, кто освоил ментально, кардиологически, кровно и словесно все стихии и все основные категории и субстанции бытия. «Норумбега» – валит с ног; она – «мозг выносит». Так и должно быть: что поэту хорошо, то обывателю – смерть. Случай как раз В. Месяца.