Культура Zero. Очерки русской жизни и европейской сцены

Что-то было в этой эпохе. Не в социальном строе, не в тоталитарных оковах, а в самой материальной среде. Отчего она вызывает такую ностальгию? Неужели мебель из IKEA, которой обставлены сейчас наши квартиры, будет вызывать такую же. Да нет же, нет… Эта мебель, да и вся нынешняя городская среда – принципиально иные. Мы ведь, по сути, присутствовали при умирании той культуры, которая hand-made и home-made. Рукотворной культуры. Домашней. На Западе – опрятной. В России – терпко пропахшей нищетой. В той уже затопленной волнами Леты Атлантиде варили борщи, а не ели бизнес-ланч, пекли пироги, а не ходили в кафе на чашечку кофе, шили платья из ситца, а не покупали их в H&M (или Prada – неважно). Выпиливали лобзиком, перебивали перины, пришивали кружева. Тряслись над каждой вещью. Любили ее. У нас с Херманисом разное гражданство, но одно прошлое, и с ним трудно расстаться. Оно прожито, но не изжито. И если это ностальгия, то не просто по убогому быту, где разбитую пластмассовую балеринку склеивают рыжим клеем (ну не выбрасывать же ее, право!), а по хрупкой рукотворности недавно прошедшего времени.

В самом начале спектакля будущая Соня и будущий рассказчик входят в квартиру в обличье грабителей. В финале опять преображаются в грабителей. Раскрывают клетчатые сумки челноков, складывают в них милую сердцу утварь. Кажется, они хотят украсть из прошлого все, что там плохо лежит. И то, что хорошо лежит, тоже. Люди умирают. Вещи остаются. Пусть пылятся на полках нашей памяти. Если они упадут и разобьются, мы склеим их, как ту балеринку.

Николай Коляда: Кысь, костлявая, кысь!

29/01/2008

В театр «Современник» на гастроли приехал «Коляда-театр». Драматург, режиссер, артист и подвижник провинциальной российской сцены Николай Коляда освоил в им же основанном екатеринбургском коллективе собственные произведения и классику мировой драматургии. Сначала Москве показали «Гамлета».

Коляда ставил трагедию Шекспира, а поставил, как мне кажется, совсем другое произведение. Причем не вообще другое, а совершенно конкретное. Роман. Самое удивительное, что гуру отечественного new-writing не догадывается, что именно он поставил. Я даже не удивлюсь, если он эту книгу вообще не читал. Книга называется «Кысь». Татьяна Никитична Толстая на спектакле замечена не была. Жаль. Ей, вероятно, любопытно было бы взглянуть, как в пространстве придуманного ею диковатого олигофренического мира разворачивается сюжет главной европейской трагедии.

«Гамлета» Коляды населяют люди-дикари, на лицо ужасные и внутри тоже недобрые. Не просто дикари, но дикари, когда-то имевшие культуру, а теперь живущие и пляшущие на ее обломках. Блага цивилизации в результате неведомых катаклизмов ими почти утрачены (остался один душ, уныло свисающий из-под колосников), культурные ценности сохранились в виде дешевых репродукций отдельных картин. Особенно повезло Леонардо. Джоконд тут видимо-невидимо, и к ним недвусмысленно все время что-то пририсовывают, а иногда даже пришивают. Лапают, ласкают, мордуют. Картины Крамского с Шишкиным забраны в рамки и висят на стенах. Ни дать ни взять Третьяковская галерея в эпоху неонеолита. Кажется, что здесь, как и у Толстой, по болотам растет ржавь, а в лесах притаилась та самая Кысь. Молиться тут не умеют – только шаманить, сваливая рухлядь прежних времен в кучу-малу. Особенно смешным выглядит «радение о дожде», случающееся в одной отдельно взятой ванной. После длительных инвокаций из того самого единственного уцелевшего душа польется-таки вода, орошая все живительной влагой.