Культурная революция

И не случайно поэтому после Великой депрессии, в «красные 30-е», как их называли в США, Рузвельт начал развивать сеть региональных театров и других учреждений культуры, а «майская революция» 1968 года заставила де Голля с утроенным рвением проводить политику децентрализации культуры во Франции. И не случайно нынешний французский президент Николя Саркози, жестко подавлявший молодежные бунты в арабских районах Парижа, увеличил расходы бюджета 2009 года, выделяемые на культуру, чуть ли не на сорок процентов.

Важно понять, что приобщение народа к культуре не только определяет его развитие, креативность, но и в значительной степени обеспечивает безопасность общества. Даже массовая культура, по справедливому замечанию В.О. Ключевского, хороша уже тем, что отвлекает людей от чего-то худшего.

В действительно культурном обществе появляется предсказуемость социального поведения – думаю, не надо никого убеждать, насколько это важно в современной ситуации. И это будет еще важнее, когда мы начнем заново обустраиваться в послекризисном мире.

Понятно, что государство, как писал Альбер Камю, существует не для того, чтобы на земле был рай, а для того, чтобы на земле не было ада. О рае должны думать те, кто создает культуру. В периоды кризисов они должны думать не только о себе, если они еще способны на это.

Апрель 2009

Роман по заказу: диалог власти и художника требует таланта с обеих сторон

«Скажите, что нужно моему клиенту – Российской Федерации, – и я дам необходимый язык, чтобы выразить все ее пожелания!» Тим Дикенсон, один из лучших вашингтонских адвокатов, повторял мне эту фразу не раз и не два, чтобы втолковать принципы отношений между состоятельным заказчиком и профессиональным исполнителем. Тиму особенно нравилось словосочетание «Мой клиент – Российская Федерация» (произнося его, он выглядел гордым подростком, которому доверили взрослую тайну).

Эта фраза всплывает в памяти всякий раз, когда возникает разговор о роли и судьбе интеллектуалов в современном мире. Да и не только в современном. Формула Тима Дикенсона – идеальная, как кажется многим, модель взаимоотношений власти и интеллигенции. В том числе интеллигенции гуманитарной и художественной. Власть добивалась этой модели и во времена египетских фараонов, и в пору формирований французской монархии, и в викторианской Англии, и в большевистской России, и в современных Китае, США, Италии. Не исключая, разумеется, и нашу страну. И немалое число интеллигентов с искренним самозабвением готовы были отдать весь свой дар величественному обаянию власти за одну возможность сказать: «Мой клиент – Российская Федерация!» Для достижения своих целей у государства в запасе огромный арсенал возможностей. В зависимости от исторических нравов и обычаев, финансового положения и самоиронии могут применять различные меры: создание французской Академии и уменьшение налога на добавленную стоимость при книгоиздании, испанский башмачок, дробящий кости, и принуждение пить собственную мочу, доводящее до безумия, вручение высших наград Отечества, привилегированные дома творчества и насаждение коллективного ужаса, который был ведом не только Гойе и Мандельштаму, но и людям менее впечатлительным, вроде Киршона, доносившего на своих коллег в 1920-е и 1930-е и уничтоженного в 1938-м, или Говарда Фаста, известного писателя-коммуниста, сдавшего всех, кого мог, на комиссии Маккарти в начале 50-х годов прошлого столетия.

Как правило, «кошмарили» и одаряли благами одновременно. Чаще разных людей, иногда – одних и тех же. Палитра действий власти огромна и полна удивительных нюансов. Перелистайте переписку кардинала Ришелье с литераторами его эпохи, ощутите игру жизни и смерти в письмах Мольера Людовику ХIV и ответах «короля-солнце». Или прочтите переписку Сталина с М.Горьким начала 30-х годов прошлого столетия, где он не только просит автора «На дне» поскорее закончить пьесу о вредителях, но и обещает прислать в Италию новые материалы по этой необычайно важной для Советской России теме. Сталин знает, что в этот момент необходимо СССР, – он просит Горького дать «нужный язык». Муссолини – о том же, но для Италии – просил Д‘Аннунцио и Пиранделло. Гитлер – для Германии – Лени Рифеншталь и Густава Грюндгенса. Все не последние художники. Классики XX века. Для отказников – в лучшем случае эмиграция, в худшем – физическое небытие.

Эстетические разногласия с властью