Культурный дневник 16.01.2014- 18.06.2013

ДВ: Одна из загадок дневника Софьи Островской – ее отношение к советской власти и добровольное желание ей служить сначала в милиции, а потом в качестве секретного сотрудника госбезопасности. Ваша коллега Татьяна Позднякова в предисловии к книге размышляет о мотивах Островской – страх, любопытство и так далее. Как вы понимаете ее мотивы? Вы сказали, что  с этим текстом четыре года прожили, наверняка увидели больше, чем я, читатель, который четыре дня с этой книгой провел.

искусствовед Анна Каминская, знакомая С. Островской, выступает на презентации ее дневников. Фото Веры ШредерПБ: В предисловии замечательно еще то, что сделала Позднякова, что она умудрилась опросить энное количество знакомых Островской, некоторые из них, как замечательная Анна Каминская и еще некоторые люди еще живы, еще говорят о ней, еще пожимают плечами, еще удивляются, еще не в состоянии выдать какое-то окончательное суждение, приговор. Мы спрашиваем просто: а вы что думаете? Никто не уверен.

К разговору о Каминской – был любопытный эпизод во время недавней презентации дневника в Фонтанном доме – мы попросили ее сказать об Островской, так как она ее помнила еще девочкой. И Каминская, которой весь этот разговор о "многослойности" личности Софьи Казимировны был явно тяжек, вдруг стала рассказывать о том, как Островская замечательно играла с детьми, постоянно "превращаясь" в новых вымышленных персонажей – то волшебника, то китайца... И я подумала тогда, какой точный симптом – страсть к выдумыванию разных себя, страсть к перевоплощению...

Особенно когда перевоплощению способствуют особые обстоятельства: важно помнить, что Островская несколько раз была арестована.

ДВ: Два раза – в 29-м и 35-м году.

ПБ: Что там происходило, мы можем только догадываться. В дневнике Боричевского, любопытного философа, который очень много присутствует в комментариях, приятеля Островской, есть намеки на то, что ему казалось, например, что ее пытали. Опять же у него это как-то глухо проскальзывает. То есть мы говорим о чем-то, изящно выражаясь, сложном, о том, как скорее всего необходимость в какой-то момент слома совпал с внутренними поисками и желаниями. Я думаю, насколько я могу себе это представить, хотя сколько мы об этом говорили с разными думателями на эти темы, ничего мы не можем себе представить, пока нас не пытали и пока мы не голодали. Так скорее всего случилось с Оранжереевой, подругой Островской, по доносу которой, судя по всему, сел Хармс. Две наши героини и антигероини – Софья Островская и Антонина Оранжереева, красавицы аристократки, погубившие кого-то из наших любимых писателей и мыслителей. Скорее всего, привели Островскую на это поприще какие-то комплексы, как мне кажется, комплексы того, что ты не можешь состояться, комплексы того, что ты откинут на край эпохи, на край истории, поэтому так важна блокада, что блокада как будто вновь возвращает Островскую в историю, в большую историю. А до этого она существует маргинально. Это оскорбительно, она ищет, как мне кажется, другой роли. О таких ниточках я здесь думаю, достаточно мучительных, достаточно страшных, достаточно отвратительных, приведших Софью Казимировну к ее позиции человека, пишущего для нескольких инстанций – для нас, для вечности, но также и для иных.

 Красная нить на вокзале

Распечатать

0 прокомментировали

Поделиться в социальной сети

Фендри Экел, "Богемские близнецы"

Дмитрий Волчек

Дата публикации: 22 июля 00:21

Пражская биеннале современного искусства – бедная кузина Венецианской биеннале, хотя и поддразнивает ее, открываясь чуть ли не в тот же день. Главный талант ее организаторов – поиск идеальной площадки. Поначалу она располагалась в цехах заброшенного завода в районе Карлин, в позапрошлом году – в обшарпанном офисном небоскребе "Микрона" у черта на куличках, теперь – на грузовом вокзале в районе Жижков. Вокзал вряд ли может сравниться с могучим венецианским Арсеналом, но все же место красивое. Современное искусство любит вокзалы, особенно вокзал в Касселе – одну из площадок великой выставки "Документа". Большая часть ангаров Nákladové nádraží Žižkov заняты далекими от искусства людьми: направляясь на биеннале, я сунулся в соседнюю дверь и оказался во вьетнамской мелочной лавке. Соседство вполне закономерное: почти весь второй этаж выставки занят словацким проектом "За пределами искусства": его авторы стараются облагородить повседневность: например, вместе с цыганскими детьми раскрашивают во все цвета радуги (не подумайте дурного) кошмарный бетонный забор. В этом зале мне больше всего понравилась маленькая коллекция артефактов, созданных простыми тружениками в рабочий полдень: одна сотрудница колл-центра, например, от скуки нарисовала то ли цветок, похожий на петуха, то ли петуха, похожего на цветок, а преподаватель информатики склеил из бумаги несколько тщедушных домиков: я в детстве тоже любил мастерить такие из восточногерманских пластиковых наборов.