Культуры городов

Неудивительно, что общественные места, наиболее подходящие для включения в структуру нового визуального порядка культурной гегемонии, жестко оспариваются различными претендующими на них социальными группами. В начале 1990-х годов во время работ по установке фундамента нового общественного здания в Нижнем Манхэттене было обнаружено «Старое захоронение негров (ныне африканцев)». Это привело к серьезным разногласиям как по вопросам управления этим объектом, так и относительно процедуры его исторического восстановления. В Хьюстоне в середине 1990-х продвижение новых культурных стратегий экономического развития сосредоточилось на этнотуризме и охране исторического наследия, что привело к движению за присвоение статуса достопримечательности всем историческим афроамериканским районам, вне зависимости от их привлекательности для строительных корпораций (Lin 1993). Району Ист-Сайд такой статус, вероятно, присвоят, а вот Вест-Сайду, скорее всего, нет, потому как этот район значительно лучше подходит для строительства дорогих объектов коммерческой недвижимости.

При очевидном расчете на правительственную поддержку визуальные стратегии, тем не менее, склонны сдвигать рамку общественной культуры подальше от государственной, поближе к частной сфере. Задействованные в таких стратегиях местные группы активистов часто занимаются «неполитической» деятельностью: они не представляют «материальные» интересы арендаторов или владельцев домов, или работников, или цветного населения. Тем не менее визуальные стратегии – в особенности сохранения исторического облика – произвели на простое население впечатление не меньшее, чем на представителей наделенных властью групп, так как дали им возможность принимать участие в деятельности, ведущей к осязаемым результатам, например повышению стоимости недвижимости. Совмещение материальных и символических результатов визуальных стратегий привело к определенной демократизации использования культуры в материальных или социальных целях.

Усилия по расширению зоны, где сохраняется исторический облик, в Гарлеме можно рассматривать как иллюстрацию этой тенденции. Когда в начале 1990-х годов активисты из Верхнего Манхэттена требовали от Комиссии по охране достопримечательностей Нью-Йорка дать охранный статус танцзалу «Одабон», где в 1965 году был убит Малкольм Икс, против эстетических аргументов, которые стали наиболее весомыми в вопросах сохранения исторического облика, они выдвинули доводы о политической важности этого места. Этот спор стал весьма неординарным случаем, когда историческую достопримечательность использовали, чтобы поддержать политическую культуру одного сообщества, а именно афроамериканского, а не ради поддержания и точно не ради восстановления некой объединяющей общественной культуры. Требования активистов из Центрального Гарлема признать достопримечательностями жилые дома, не обладающие особыми архитектурными или историческими достоинствами, имеют целью создание еще одного социального сообщества. Они не только акцентируют тот факт, что Гарлем и прочие афроамериканские районы Нью-Йорка недостаточно представлены в списке достопримечательностей Нью-Йорка, но и настаивают, имея некоторые представления о джентрификации, что стратегия сохранения исторического облика «стабилизирует» район, а его жители получат долгожданный статус представителей среднего класса.

Подозреваю, что представители районов компактного проживания меньшинств в Хьюстоне руководствуются схожими устремлениями. Это означает, что таким визуальным стратегиям, как сохранение исторического облика, можно придать политический характер и использовать как средство развития района. Это также предполагает, что культура как средство материального управления символическими ресурсами может в конечном счете стать общественным благом. Дело, однако, в том, что культурные стратегии сегодня представляют собой важное средство структурирования полемики вокруг общественных благ, а также переноса их из государственной сферы в частную. Местные сообщества всегда служили вместилищами мощных визуальных образов, чье влияние зависит от способности выразить и навязать целостное видение. Сегодня, однако, политика и развитие символической экономики как новой и наиболее перспективной сферы экономики расширили круг конкуренции за контроль над визуальными образами.

Ви́дение перспективы