Кунигас. Маслав

Разделенные на небольшие группы, они сидели в окопах угрюмые и погруженные в себя. Только женщины и дети, оставшиеся во дворе, громко плакали. Все боялись мести со стороны рыцарей, проклинали своих и напевали потихоньку погребальные песни. И они все не могли понять, что означало это внезапное успокоенье после вчерашней битвы, когда ослабевшее городище уже не могло бы защищаться…

Вчерашний шумный лагерь затих, и только иногда порыв ветра доносил в замок звуки рога или неясный гул, смешанный с шумом леса.

Но толпы черни не ушли совсем; лагерь расположился на опушке леса и, казалось, чего-то ждал. Сначала в замке думали, что ждут новых подкреплений, но они были вовсе не нужны для взятия городища, потому что и так осаждающих было более чем достаточно.

Сам Потурга, еще вчера отказывавшийся верить в чудо Божие и в возможность Божьего могущества спасти осажденных, стоял в задумчивости и не знал сам, чему все это приписать. Вчерашнее пророчество отца Гедеона пугало его, как угроза, и при одном воспоминании об этом он чувствовал холод во всем теле.

— Вот теперь, — невольно вырвалось у Белины, — как раз бы пригодился этот хваленый Собек Спытковой.

Старый слуга, стоявший неподалеку у стены, усмехнулся и подошел с низким поклоном.

— Пусть только немного стемнеет, — сказал он, — и если все останется без перемены, то я спущусь с валов и поползу.

Во и к вечеру все оставалось по-прежнему. В долине движение толпы черни еще усилилось. Во мраке из леса показался еще новый отряд, встреченный приветственными кликами, и присоединился к остальным.

Все, умевшие различать людей по одежде, уверяли, что это пруссаки, это подтверждал и Вшебор. Но другие стояли за поморян. Отряд этот расположился отдельно.

По-видимому, на сегодняшнюю ночь городищу ничто не угрожало.

Расставив стражу на валах и у ворот, рыцари ушли в горницу на отдых.

Собек исчез с наступлением мрака.

В этот вечер не было ни споров, ни разговоров, все улеглись, где кто мог, счастливые одной возможностью забыться сном. Только стража менялась, и одни вставали и шли на смену, другие приходили на отдых. В городище было так тихо, что делалось даже страшно. Женщинам то и дело казалось, что пожар и крик снова разбудят их, как в ту ночь.

Перед рассветом, когда старшие, которые не нуждаются в длительном сне, проснулись, а молодежь еще спала каменным сном, старый Собек неожиданно появился в горнице и принялся разводить потухающий огонь, потому что и ему надо было согреться.

Белина увидал его и поспешил подойти к нему.

— Это ты? — спросил он.

— Я сам, милостивый пан, как видите! Только вот весь испачкался, ползая по земле.

— А какие вести принес?

— Да почти что никаких! — вздохнул смутившийся Собек. — Мне удалось подкрасться под самые палатки, но я ничего не мог разузнать. По-видимому, там ожидают какого-то неприятеля. Но кого? Откуда? Невозможно узнать. Люди Маслава ходили по всему лагерю и всем говорили, что сюда тащится какой-то небольшой отряд и что они его раздавят, как червяка. Со вчерашнего дня поят всех пивом, велено не бросать оружия и не ложиться, а держаться всем вместе…

Собек был, видимо, сконфужен и огорчен тем, что ему не удалась вылазка и что он вернулся ни с чем. Его спросили, не говорят ли о городище.

— Они с нами совсем не считаются, — возразил старик. — Говорят, что возьмут, когда захотят, и нисколько об этом не беспокоятся. Им теперь важно разбить неприятеля, которого они поджидают.

Посыпались догадки о том, кто бы мог быть этим неприятелем Маслава, избегавшего борьбы с чехами. И все сходились на том, что это, наверное, какая-нибудь часть уцелевшего польского рыцарства.

— Если это те, с кем мы встретились, — заметил Вшебор, — и кого ведет старый Трепка, то мы выиграем только то, что, прежде чем погибнем сами, увидим собственными глазами их поражение и гибель.

Запечалились рыцари при этих словах.

— Но не может быть, — прибавил, помолчав немного, Долива, — чтобы они решились идти с такими силами против всей черни.

— А если они ничего не знают и попадут в западню, а вся чернь бросится на них? — сказал Лясота.

Вшебор не сразу ответил.

— Оборони Боже, — промолвил он сумрачно. — Все о храбрые воины, знатнейшее рыцарство, но не может один идти против ста или даже двухсот — это возможно только в сказке. Как бы они ни были храбры и хорошо вооружены, но, свалив десятерых, каждый из них в конце валится и сам.

У всех вырвался невольный вздох.

— А разве Трепка собирался ехать именно в эту сторону? — спросили Вшебора.

— Да и не думал даже! Напротив, когда я просил его б этом, он отказал мне.

— А кроме них, кто же это может быть? — спросил Лясота. — Мы о других не слышали и не знаем.

— Да ведь и о Трепке мы не имели никаких известий, — возразил Долива, — а он вот нашелся. Почему же и другим не прийти сюда? Только трудно допустить, чтобы кто-нибудь шел, ничего не зная о Маславе, или, зная о нем, вздумал бы померятся с ним силами. Посчитайте-ка, сколько этого народа пришло сюда!

— Да ведь это чернь! — сказал Белина.