Кунсткамера аномалий

Долгое время ей было запрещено писать письма или как-либо иначе извещать о своем самочувствии. В своих "Записках" Екатерина рассказывает, как однажды ее гость, кавалер Сакромозо, передал ей весточку от ее матери. "Он был нам представлен; целуя мою руку, Сакромозо сунул мне в руку очень маленькую записку и сказал очень тихо: "это от вашей матери". Я почти что остолбенела от страху перед тем, что о как бы кто-нибудь этого не заметил... Однако я взяла записку и сунула ее в перчатку; никто этого не заметил. Вернувшись к себе в комнату, в этой свернутой записке, в которой он говорил мне, что ждет ответа через одного итальянского музыканта, приходившего на концерты великого князя, я, действительно, нашла записку от матери, которая, будучи встревожена моим невольным молчанием, спрашивала меня об его причине и хотела знать, в каком положении я нахожусь. Я ответила матери и уведомила се о том, что она хотела знать; я сказала ей, что мне было запрещено писать ей и кому бы то ни было, под

407

предлогом, что русской великой княгине не подобает писать никаких других писем, кроме тех, которые составлялись в коллегии иностранных дел... Я свернула свою записку... и выждала с тревогой и нетерпением минуту, чтобы от нее отделаться. На первом концерте, который был у великого князя, я обошла оркестр и стала за стулом виолончелиста д'0лолио, того человека, на которого мне указали. Когда он увид вид, что вынимает из кармана свой носовой платок, и таким образом широко открыл карман; я сунула туда, как ни в чем ни бывало, свою записку и отправилась в другую сторону, и никто ни о чем не догадался..."

На протяжении всех этих лет, когда за каждым ее шагом следили, когда то и дело приходилось переезжать из Петербурга в Москву и наоборот, когда из залов, где проходили блестящие балы, нередко случалось попадать в убогие, плохо отапливаемые комнаты, кишевшие крысами и насекомыми (Екатерина, кстати, часто простужалась), и так на протяжении всех этих лет несвободы она все более развивала умение притво например, она стала украдкой пользоваться мужским седлом для верховой езды. Екатерина писала, с помощью какой хитрости ей удалось придумать такие седла, на которых она могла сидеть так, как ей нравится: "Они были с английским крючком, и можно было перекидывать ногу, чтобы сидеть по-мужски; кроме того, крючок отвинчивался, и другое стремя опускалось и поднималось как угодно и смотря по тому, что я находила нужным. Когда спрашивали у берейтеров, как я езжу, они отвечали: "На дамском седле, согласно с волей императрицы"; они не лгали; я перекидывала ногу только тогда, когда была уверена, что меня не выдадут..."

Когда наконец императрица Елизавета все же узнала, что Екатерина часто ездит верхом по-мужски, то посчитала, что из-за этого она остается бесплодной, 0д1ахо когда императрица поделилась своим мнением с мглам Чоглоковой, то получила, как пишет Екатерина, со Хгршенно обескураживший ее ответ: "Что для того, 41 оы

иметь детей, тут нет вины, что дети не могут явиться без причины и что хотя Их Императорские Высочества живут в браке с 1745 года, а между тем причины не было. Тогда Ее Императорское Величество стала бранить Чогдокову и сказала, что она взыщет с нее за то, что она не старается усовестить на этот счет заинтересованные стороны..."

С тех пор мадам Чоглокова пыталась всеми возможными способами выполнить пожелание Елизаветы. Она отыскала хорошенькую вдову одного художника, которой надлежало просветить великого князя - очевидно, не только теоретически. Так оно и случилось и, по-видимому, с некоторым успехом; во всяком случае мадам Чоглокова утверждала, что империя во многом обязана ей, уладившей деликатную незадачу. Однако вря относить на счет успехов предприимчивой мадам. Нет, к тому времени у Екатерины уже появился первый ее любовник.

Им был камергер Сергей Сатггыков, 26 лет, блестящий придворный и покоритель дамских сердец. В своих "Записках" Екатерина утверждает, что мадам Чоглокова сама предложила ей связаться с Салтыковым или с кем-либо еще. Она сказала ей: "Бывают иногда положения высшего порядка, которые вынуждают делать исключения из правила. Я дала ей высказать все, что она хотела, не прерывая, вовсе не ведая, куда она была ли это ловушка, которую она мне ставит, или она говорит искренно. Пока я внутренне так размышляла, она мне сказала: "Вы увидите, как я люблю свое отечество и насколько я искренна; я не сомневаюсь, чтобы вы кому-нибудь не отдали предпочтения: предоставляю вам выбрать между Сергеем Салтыковым и Львом Нарышкиным. Если не ошибаюсь, то избранник ваш последний". На это я воскликнула: "Нет, нет, отнюдь нет". Тогда она мне сказала: "Ну, если это не он, так другой наверно".

И точно, это был Салтыков. Долгое время Екатерина была близка с ним, и, кстати, Петр порой публично насмехался над этой близостью. В декабре 1752 года у нее был выкидыш; через полгода - другой, после чего