Купание голышом

Чаз медленно поднялся со дна каяка и занял прежнее положение — на коленях. Он ощупал череп и нашел растушую шишку. Между тем шантажист снова начал грести, будто ничего не произошло. На вид загорелый и крепко сбитый, но настолько старше Чаза, что того внезапный удар поразил. Таких поступков ожидаешь от юных горячих голов.

— Конечно, то, что она была богата, тебе тоже не мешало? — спросил мужчина.

— Я ни разу не попросил у нее ни цента, — запротестовал Чаз.

— Отсюда второй вопрос: какого черта ты выбросил ее в океан?

Чаз сглотнул, как издыхающая лягушка-бык. Он не сознается в преступлении.

— Я чувствую, ты собираешься провести ночь здесь, — протянул шантажист, — в гордом одиночестве.

— Если со мной что случится, денег не получишь.

Чаз вздрогнул от смеха мужчины.

— Постарайся понять, сынок, дело не только в деньгах. Я чертовски зол.

— Но ты ее даже не знал!

— Забавно, но у меня такое ощущение, что мы были знакомы. — Шантажист невозмутимо вынул весло из воды и ударил Чаза по лицу, не настолько сильно, чтобы сбить с ног, но достаточно, чтобы разбить нос.

— Твою мать! — заорал Чаз. Теплая струйка побежала у него между пальцев.

— Как видишь, — сказал шантажист, — я все это принимаю очень близко к сердцу. Расскажи мне, почему ты это сделал, и я отвезу тебя обратно.

— Я правда не могу.

— Чаззи, ну ты же сам знаешь, я в курсе того, что произошло. Я только хочу знать, почему оно произошло.

В этом был резон. Шантажист уже все знал, а Чаз не хотел, чтобы его снова били.

— Может, на тебе диктофон, — проворчал Чаз, зажимая ноздри, чтобы остановить кровь. Он говорил голосом мультяшной утки.

Ухмылка шантажиста вновь засияла в звездном свете.

— Обхохочешься, — сказал он и снял футболку. Потом вытянул руку с фонариком и осветил свою голую грудь, которая быстро темнела от москитов. — Видишь? Никаких спрятанных микрофонов, — сообщил он Чазу. — Полегчало?

— Пожалуй.

— Тогда ответь на вопрос, будь любезен.

— Я думал, Джои меня раскрыла, — услышал Чаз собственный голос. — Я думал, она узнала об афере с водой.

— И из-за этого ты выбросил ее за борт? Посреди, блин, Гольфстрима?

— Ты не понимаешь, — сказал Чаз. — Если бы она когда-нибудь хоть словом обмолвилась обо мне и мистере Хаммернате… Ты даже представить не можешь, что тогда было бы. У меня не было выбора, вот в чем дело. Если б только она…

— Что, Чаз?

«Если б только она дала мне повод не делать этого, — подумал Чаз. — Например, показала бы мне новое завещание».

— Ладно, не важно, — сказал он вслух.

Шантажист теперь греб целеустремленнее, и Чаз восхитился тем, как быстро они скользили по воде. Слишком ленивый, чтобы упражнять свое тело, он никогда не любил каяк; катер для водных лыж с мотором «Меркьюри» в двести лошадиных сил — вот водный транспорт его мечты.

— Как твой нос? — спросил шантажист.

— Болит. — Нос Чаза раздулся до размеров садового перца.

Вскоре они добрались до длинного канала, через который вошли в залив, и Чазу полегчало безмерно. Шантажист вез его обратно во Фламинго.

Неожиданно мужчина перестал грести и откинулся назад. Чаз видел, как блестит его пот и как ненасытно гудят насекомые на его лице и груди.

— Дать тебе спрей? — спросил Чаз.

Мужчина хихикнул:

— Нет, спасибо. — Он протянул весло Чазу. — Твоя очередь, убийца.

— Что?

— Что слышал. Я утомился.

Чаз взял весло и изучил его, будто ему вручили замысловато сконструированное устройство.

— Только не говори мне, что никогда не греб на каяке, — произнес шантажист.

— Разумеется, греб.

Чаз попытался вспомнить последний раз, когда он это делал, — еще в колледже, на каком-то грязном озере в Северной Каролине. Он и еще один студент помогали профессору следить за распадом фекалий выхухолей в донных отложениях. Чаз закончил день с сочащимися волдырями на обеих ладонях. Он месяц после этого не мог взять в руки клюшку для гольфа.

— Поспеши, Чаззи, нас сносит обратно в Уайтуотер.

— Прости, но я не в состоянии. Голова ужасно болит.

— Ничего, выживешь.

— Но господи боже, у меня еще кровь идет.

— Смотрел фильм «Избавление»? — спросил шантажист. — Помнишь, что случилось с толстяком?[47]

Чаз Перроне начал грести.

Двадцать

На Карла Ролваага впервые налепили ярлык мошенника, и это новое впечатление не давало ему спать почти всю ночь. Он был скорее заинтригован, чем возмущен: его не мог оскорбить какой-то Чарльз Перроне. Обвинение в шантаже было столь поразительным, что детектив счел его критическим поворотом в деле, ключом не менее важным, чем кусочки ногтей в мокром мешке травы.

Ролвааг минут двадцать стоял под ритуальным холодным душем и прокручивал в голове странный разговор с мужем Джои Перроне. Он не сомневался, что у того вымогают деньги, но кто? И за какого рода сведения?