Купание голышом

— Подожди. Ты поверила какому-то незнакомцу, какому-то грязному жулику…

— Ты сказал детективу, что я — ваша уборщица. — В голосе Рикки звенел лед. — Уборщица?

Чаз про себя выругался. Он вспомнил, как Ролвааг прижал его в вестибюле «Мариотта» и спросил про телефонный звонок. Коп даже блокнота не открывал, поэтому Чаз плюнул и забыл. А оказывается, у паршивого ублюдка феноменальная память.

— Ролвааг к тебе приходил?

Рикка вяло кивнула:

— Задавал всякие разные вопросы.

Чаз ощутил вкус желчи во рту и с трудом сглотнул:

— Слушай, Рикка, а что я, по-твоему, должен был сказать? Что ты моя любовница? Парень только и мечтает схватить меня за горло.

— И не говори. Он не поленился проследить звонок.

— Мне очень жаль. Очень, — произнес Чаз. — Ты даже не представляешь, как мне плохо.

Рикка ничуть не смягчилась:

— Мне вот что интересно: почему он тебе не верит?

— Кто, коп? Да ладно тебе, — презрительно засмеялся Чаз. — Просто пытается свои ставки поднять, арестовать доктора за убийство.

Рикка закатила глаза — мол: «О боже, опять этот твой "доктор"».

— Пойдем, перекусим чего-нибудь.

— Я не голодна, — отказалась она, — и твое время вышло.

Она открыла дверь и знаком велела ему убираться. Это оглушило Чаза.

— Не делай этого, — сказал он. — Не бросай меня так просто, умоляю тебя, Рикка.

И, видит бог, он ее действительно умолял.

— Все кончено, — заявила она.

— Выпьем по бокалу. Дай мне шанс изменить твое решение.

— Нет, Чаз.

— Всего один несчастный бокал. Ты не пожалеешь.

— Хорошо, но не здесь. А то ты потащишь меня в постель.

Чаза захлестнула волна облегчения.

— Только скажи где.

Рикка выбрала бар неподалеку в кегельбане за его оглушительное отсутствие интимности. В субботу вечером показывали матчи Лиги чемпионов, и Чазу проще было бы докричаться до Рикки, если б они сидели в сердце Багдада под обстрелом крылатыми ракетами. Пока Рикка ходила в дамскую комнату, он выудил из кармана флакончик с синими пилюлями и, дабы не повторилось болезненное свидание с Медеей, вытряхнул на ладонь всего одну таблетку. Он проглотил ее, не запивая, и глянул на часы. Волшебное зелье начнет действовать через час, и он надеялся, что за это время ему удастся растопить Риккино сердце.

Когда она вернулась, Чаз рискнул нежно пожать ей локоток, но она отпрянула, как будто Чаз с головы до ног в гнойниках. Его ошеломила эта непоколебимая враждебность, а равно самодисциплина. Он успел пропустить три мартини, прежде чем она выцедила половину своего легкого «Миллера». Сквозь гармоничное громыхание кеглей он беспрестанно извинялся за то, что назвал ее «уборщицей», — он вычислил, что это гораздо непростительнее женоубийства.

Но Рикка не уступила.

— Пора уходить, — сказала она.

— Нет еще. Позволь мне закончить.

Чаз считал себя мастерским треплом, но дешевая водка, похоже, притупила его способности к импровизации. Неожиданно для самого себя он выпалил:

— Ролвааг рассказал тебе про завещание Джои?

— Нет, — ответила Рикка. — Но ты говорил, что она отписала все деньги животным. Якам и пандам, по твоим словам.

— Да, так она мне сказала. Но вчера этот коп появился на пороге с новым завещанием — спрашивал, что я об этом знаю. Завещание, которое Джои подписала, типа, месяц назад!

— Ну и что?

— Солнышко, она оставила все мне.

— С какой стати она сделала такую глупость?

Чаз наклонился к ней и понизил голос:

— Тринадцать миллионов баксов!

— Сможешь купить на них кучу сигарет в тюрьме. Пора учиться курить.

— Три раза «ха», — уныло фыркнул Чаз. Как это может быть — новости о его грядущем богатстве не разожгли ее рвение по новой. Что случилось с игривой, свободомыслящей девушкой, которая выкрасила свой лобок в зеленый и выбрила его в форме трилистника?

— Ты что, не поняла, что это значит? — настаивал он. — Ты только подумай, что мы можем сделать с тринадцатью миллионами долларов в кармане, в какие потрясающие места поехать, какое клевое барахло накупить.

— Чаз, ты пришил свою жену.

— Как ты можешь так говорить?

— Отвези меня домой, — приказала Рикка, — немедленно.

На парковке она заметила его неестественно прямую походку.

— Подвернул колено, — пробормотал он.

— Когда? Когда слезал со стула в баре? Повернись, я хочу кое-что проверить.

— Забудь.

— Чаз, повернись.

Он был слишком тщеславен и не стал отказываться. Даже перед лицом столь непостижимой холодности Чаз верил, что один вид наливающейся выпуклости в его штанах способен покорить Рикку. Однако реакция ее была далека от восхищения или предвкушения:

— Ты что, серьезно? — только и сказала она.

Чаз завел старую проверенную пластинку:

— Я ничего не могу поделать, детка. Видишь, как ты на меня действуешь?

— Ух ты. Хочешь, помогу тебе справиться?

Чаз утвердительно застонал. Опрометчиво: Рикка врезала ему коленом, и он снова застонал, но уже не от желания.

— Я хочу домой, — сказала она. — Вбей это себе в башку.