– Кто такой Визенталь – он знает. Это раз, – говорил Арик. – Я имени не назвал. Даже нарочно путал его – сказал, что Визенталь и кто-то. И компания, типа. А он сам сказал – Симон. И то, что он отвернулся, едва я спросил – значит, не хотел, чтобы я видел его харю. Так что знает.
– Знает кошка, чьё сало съела, – тяжело, без улыбки подтвердил Соломон Давидович ход мыслей сына.
– Он проверял меня, – продолжал Арик. – Спрашивал у Эдика в «Старой мельнице», была ли встреча. Описывал ему меня. Описывал похоже, даже художественно, Эдик со смеху давился, когда мне пересказывал. Такое впечатление, что клиент путает меня с породистым конём. Гы! – И комната до самых дальних углов озарилась Ариковой победительно-зубастой улыбкой.
Владимир кивнул. Он видел Озолса за последние две недели несколько раз – его задачей было проследить за ним. Про лифт в преисподнюю и найденного там погибшего времён Великой Отечественной, да к тому же в немецкой лагерной робе, Владимир уже знал от Арика, про странную фразу Озолса насчёт «там ещё много, и никто не знает, сколько» – услышал ещё давеча от Ивара. Похоже, предположения Соломона Давидовича насчёт осознанного, расчётливого кладоискательства этого вполне обыкновенно-бескрылого, гладко прилизанного, аккуратно и даже стильно одетого, но чем-то неприятного субъекта оправдывались.
– А откуда может быть клад, молодые люди, откуда? – спрашивал Соломон Давидович. – Разве не странно, что одновременно, одновременно – и клад, и история с лифтом? Лифт построен фашистами, Арик всё видел, а при теперешней моде на всяких полицаев, при теперешней моде – этот товарищ знал, куда лезет, знал, куда лезет! Теперь мы его напугали, и он нас на них выведет. Если уж я повесил на шею вашему «Запчёлу» два десятка нахлебников – я хоть что-то полезное для вас должен сделать, что-то полезное? Если подать дело так, что вы разведали эти катакомбы, что-то там нашли – это уже не просто демагогия, не просто, это полезное для города дело. А если действительно мне ответят из посольства Израиля и тоже заинтересуются – ну так тогда это уже международного звучания акция, международного звучания!
Саша больше молчал. Последние дни как-то само собой так выходило, что он делал всё то же, что делал Владимир. За Озолсом они следили тоже вместе. Всё, что видел, Саша уже рассказывал Соломону Давидовичу. Где живёт Озолс, где бывает, кроме работы, кто ходит к нему. Шпик из Саши был никакой, Арик даже шутил:
– Ну, мы же не людоеды, шпик из человека не делается, ещё скажите – шпикачки…
– А это может быть даже неважно, может быть неважно. Никакой? Не Штирлиц, конечно же, не Штирлиц, так на это, по большому счёту, ставка и не делалась. То есть уже засветился, засветился уже? Ну и что, зато клиент почуял, что под ним печёт, печёт под ним, и он будет больше паниковать, будет. И соответственно делать больше глупостей, больше глупостей. Сын, раз уж тебя называют Соломоновичем, – и хозяин с церемонной улыбкой наклонил голову в сторону Владимира, – прояви достойную сего мудрость, прояви мудрость! Как вёл себя клиент, когда ты как будто проговорился, что тебя и про других спрашивали?
– Льстивую харю сделал. Сладкую-сладкую. И с таким мармеладным выражением на ней попросил меня – не буркнул, а попросил! – чтобы я назвал фамилии.
– И ты назвал, ты назвал?
– Кого ты советовал. Силиня. Я ведь правильно понял, это деятель реституции? – И Арик пристально посмотрел на Сашу, который при упоминании этой фамилии вздрогнул и выпрямился, как будто его ударили – именно она стояла на разрисованной гербами и печатями бумаге, лишившей Сашу дома.
– Ну, ещё назвал фамилию, похожую на Вайман, – продолжал Арик, сверкая зубами весело-нахально, как мальчишка-озорник, отмочивший удачную выходку, – но переврал её. Нарочно. Я ж дубина безмозглая. Вдруг клюнет. Я-то у этой мымры свой паспорт вырвал, а если кому меньше повезло? И фамилию Гайгал. А это, кстати, кто?
– А, это благодаря нашей гостье, – и такой же церемонный полупоклон в сторону Кристины. – Она мне рассказывала одну детективную историю, одну историю. Про управление почт. Я нашёл там даму, которую этот Озолс заставил за нашей душечкой Кристиной следить, заставил следить, письма её читать. Шантажист поганый. Даже хуже, рабовладелец! Потом расскажу. Факт тот, факт тот, что я её разыскал и узнал, что по его просьбе, весьма подкреплённой просьбе, она следила ещё за письмами некоего Гайгала, фамилия родных которого Нагель. Подумать только – он принёс ей штуку, похожую на овоскоп, штуку принёс! Она же простая операторша, что она в этом понимает, вот и сказала – овоскоп, вот и сказала. Читать письма насквозь, через конверт. И читала ведь, читала, старалась, оправдывала вознаграждение. Когда я спросил прямо, дал понять, что всё уже знаю и прямо спросил – он принёс, он или как? – она так застеснялась, застеснялась. Но кивнула. Вот откуда Гайгал.
– А-а.
– Ну, и как это было встречено, как встречено?
– Вроде он… зашевелился, – сказал Арик после паузы. – Ну, или… самую чуть вздрогнул.