Купчихи, дворянки, магнатки. Женщины-предпринимательницы в России XIX века

Беловы были старожилами Москвы, куда они переселились в 1781 году. В 3-ю гильдию купечества родоначальник династии (дед мужа Афимьи) Иван Иванов, еще не имевший фамилии Белов, поступил из дворцовых крестьян села Григорьева Гжельской волости и поселился с семейством из пяти человек (жена, дочь, взрослый сын, невестка, внучка) в приходе церкви Сергия в Рогожской, где жили и другие старообрядцы, переехавшие в Москву из восточных уездов Московской губернии. Не исключено, что Иван до этого торговал в Москве в статусе крестьянина, потому что у него уже в 1782 году был собственный дом, что свидетельствовало о длительном пребывании в Первопрестольной.

Когда Белова в 1853 году приняла фабрику после смерти мужа, там трудились 80 рабочих, было 75 станов, а продукции — полушерстяных материй — выпускалось на 67 430 рублей. Через восемь лет руководства фабрикой число рабочих увеличилось до 150, а станов — до 120, в том числе 80 станов было жаккардовых — предназначенных для изготовления тканей сложного плетения. В это время, в 1861 году, продукции производилось на 100 тысяч рублей. Через пятнадцать лет на фабрике работал уже 371 человек (86 % — мужчины). Продукция продавалась в Москве, в собственной лавке в Хрустальном ряду Китай-города. Там Беловы вели торговлю с 1810‐х годов, то есть на протяжении шестидесяти лет покупатели могли их найти на одном и том же месте. Часть товара по традиции вывозилась на Нижегородскую ярмарку, куда приезжали постоянные покупатели из Поволжья, Сибири и с Кавказа. При Афимье Терентьевне сбыт было решено расширить, товар стал продаваться также на ярмарке в уральском городе Ирбите, в 200 километрах от Екатеринбурга. Эта региональная ярмарка была второй по торговым оборотам после Нижегородской, туда приезжали купцы из Сибири и Средней Азии.

В 1868 году в семействе 70-летней Афимьи числились в качестве ее деловых партнеров два сына — 41-летний Яков и Василий, годом моложе. При этом собственность на недвижимость сохранялась за Афимьей Терентьевной, владелицей фабрики формально и фактически тоже оставалась она.

Белова, получив фабрику в свои руки, вошла во вкус. Она, как свидетельствуют факты, жаждала интенсификации производственного процесса и оказалась весьма охоча до технических новшеств. На ее фабрике полвека (с момента основания) применялось ручное ткачество, а в 1865 году она созрела для установки 50 механических станков, на которых могли (в отличие от тяжелых ручных) работать женщины и подростки. Выгода была двойная: затраты времени на ткачество сокращались, а зарплату женщины и подростки получали ниже, чем работники-мужчины, что было экономически выгодно хозяйке.

Для приведения в движение механических станков требовалось в корне изменить техническое оснащение предприятия, а именно — установить паровой двигатель в 15 лошадиных сил и два паровых котла, каждый в 20 сил. Поскольку число рабочих на фабрике должно было возрасти почти до 400 человек, а большинство их проживало в общежитиях-казармах прямо на территории фабрики, Белова решила заодно установить машину, которая бы давала свисток для сигнала о начале и окончании работ.

Эта ее новаторская идея неожиданно породила конфликт с соседями. Они прознали о грядущей модернизации фабрики и написали в ноябре 1865 года коллективную жалобу на свою соседку Белову. Один экземпляр жалобы был отдан в местное отделение полиции, а второй направлен в канцелярию московского генерал-губернатора.

Соседи резко выступили против новшеств на фабрике Беловой, приводя три основных аргумента:

во-первых, «от свистка могут пугаться лошади и производить происшествия [на]против наших домов» (дома Беловой и соседей стояли на бойкой Семеновской улице, по которой шел проезд к станции железной дороги);

во-вторых, «громкость от машин и свистка может иметь влияние на испуг малолетних детей во время сна»;

в-третьих, от паровой машины может случиться пожар.

В конце жалобы, подписанной купцами Орловым, Ждановым, Беляковым, крестьянином Глазковым, мещанкой Голышевой, говорилось: «К устройству купчихою Беловою машины со свистком согласия изъявить не желаем, сверх того не желаем получать беспокойства, имея свои дома».