Купеческий сын и живые мертвецы (СИ)

— Зина, Мавра Игнатьевна — сюда, ко мне! — тут же велел Иван и подхватил с земли не свой шестик-махалку, а ручку от сковороды, с которой давеча пришла алтыновкая ключница; в другой руке он по-прежнему сжимал фонарь.

И Зина не заставила звать себя дважды: тут же метнулась к своему другу детства, встала у него за спиной. Эрик Рыжий повторил её движение: тоже оказался позади хозяина, под его защитой. А вот Мавра Игнатьевна странно промешкала: стала оглядываться по сторонам, то ли всматриваясь в умирашек, то ли выискивая какие-то иные пути отступления.

— Мавруша, да что же ты? — крикнула Зина.

А Иван сделал шаг вперёд — и перехватил своё новое оружие поудобнее. Однако пустить его в ход не успел. Три рваных существа как бы упали на ключницу с разных сторон — валя её наземь, подминая под себя. И даже рокот ливня не заглушил того страшного крика, который в следующее мгновение издала купеческая экономка.

Глава 18. Между Сциллой и Харибдой

1

Крик Мавры Игнатьевны ещё не успел оборваться, когда Иван Алтынов подскочил к месту её падения и нанес три удара подряд: чугунным наконечником чапельника по головам кадавров, напавших на экономку. Все три удара достигли цели: Иван даже при скудном свете своего фонаря разглядел, как проломились, будто картонные, три черепные коробки восставших мертвецов. И они все трое разом перестали (рвать бабу Мавру зубами) двигаться. Не теряя ни мгновения, купеческий сын тремя пинками сбросил упокоившихся покойников со своей бывшей нянюшки. А потом хотел уже склониться к ней: поглядеть, что с ней, помочь ей подняться. Однако то, что он увидел, ожгло его сильнее, чем давешний удар молнии. И купеческий сын будто прирос к месту секунды на две или на три.

Там, где у Мавры ещё недавно находилось горло, теперь зияла рваная рана размером с куриное яйцо, из которой толчками била кровь. При свете фонаря она казалась чёрной и блестящей, словно нефть. Однако Иван Алтынов мог бы поручиться отцовским состоянием: на деле она была ярко-алой, словно лепестки мака.

— Ванечка, она жива? Они её не покалечили? — заполошно крикнула у него за спиной Зина.

И её голос вывел, наконец, купеческого сына из ступора. Иван уронил сковородочную ручку в траву, упал на колени и стал свободной рукой зажимать пульсирующую на горле Мавры Игнатьевны артерию — как если бы он и вправду мог остановить таким образом биение алого фонтана. Зина уже не спрашивала ничего: подбежала к нему, тоже склонилась над бедной ключницей — которая всё ещё была жива. И явно силилась что-то выговорить.

— Молчи, Мавруша, молчи! — забормотала поповская дочка.

Её длинные чёрные волосы совершенно растрепались — свисали длинными, липкими от воды прядями вдоль всей её спины. А промокшее батистовое платье так плотно облегало её тело и так сильно просвечивалось, что девушка выглядела почти что обнаженной. Но в тот момент это её явно ничуть не волновало.

"А я забыл, какая она красивая", — подумал Иван Алтынов. Однако мысль эта оказалась мимолетной: всё своё внимание он сосредоточил на бедной своей нянюшке. Та и не думала внимать словам Зины: окровавленные губы Мавры Игнатьевны беспрерывно шевелились. И она даже отыскала в себе силы, чтобы схватить Ивана за рукав промокшей рубахи и притянуть к себе –чтобы заставить его услышать себя. Лицо ключницы омывали струи дождя, и оно выглядело почти обычным — не измазанным кровью. И его даже не искажала страдальческая гримаса: алтыновская ключница явно сосредоточилась на чем-то, настолько важном для неё, что даже собственная неминуемая гибель словно бы перестала иметь для неё значение.

— Твой дед... — прохрипела она в самое ухо Ивану и закашлялась –поперхнулась то ли собственной кровью, то ли попавшей ей в горло дождевой водой. — Они закололи его... А потом — в окно... Он не сам...

— Да, да, я знаю — я давно понял! — Иван низко наклонил голову и непроизвольно дернул рукой, которой зажимал страшную рану Мавры Игнатьевны, так что кровь из горла экономки плеснула ему прямо в лицо — но он и внимания на это не обратил. — Дед — не самоубийца! Но кто его заколол? Скажи мне!

Однако Мавра Игнатьевна уже переключилась на какую-то другую свою мысль — очевидно, ещё более значимую для неё.

— Твой дед и я... — выговорила она, а потом прибавила ещё какую-то фразу, но так тихо, что Иван Алтынов ни одного слова разобрать не сумел.

А вот Зина — хоть и находилась чуть дальше от истекавшей кровью Мавры — каким-то чудесным образом уловила смысл сказанного.

— Ребёнок? — переспросила она и тоже склонилась к самому лицу Мавры. — У вас родился ребёнок? Но что с ним сталось?

И на сей раз лицо ключницы исказилось — но снова не от боли, а от невероятного напряжения.

— Сес..тра... — в два слога произнесла она. — Обещала — она будет...