Погасив фары «Фольксвагена», я терпеливо ждала. Судя по всему, Жаик был строгим преподавателем и выжимал из своих подопечных все, что можно. Только около половины первого из дверей школы выпорхнули первые ласточки. Ученики садились за руль собственных автомобилей и отчаливали со стоянки. Через каких-нибудь десять минут на стоянке почти не осталось автомобилей. Только пара «шестерок», видавшая виды
"Мазда” и побитая «девятка». Мой пижонский «Фольксваген» выглядел бельмом на глазу.
Еще спустя десять минут на пороге школы показался Жаик. Я сразу узнала его поджарую фигуру, узкий череп и традиционную привычку профессионально оценивать прилегающее пространство.
Жаик подошел к «девятке» и открыл дверь. После всех роскошных джипов и «Мерседесов», за рулем которых он так долго отирался, «жигуленок» выглядел пародией на здравый смысл.
Пора.
Я нажала на сигнал, и «Фольксваген» издал короткий рык. Жаик моментально обернулся, и в его движениях было столько готовности дать отпор и столько неуловимой грации, что я даже невольно залюбовалась им.
Приоткрыв дверцу, я высунула нос из машины. Не нужно пугать казаха, а то он может и пистолет из-за пазухи вынуть. Не ровен час.
– Здравствуйте, Жаик. Узнаете меня? На непроницаемом плоском лице казаха не отразилось никаких эмоций.
– Здравствуйте.
– Нужно поговорить. Садитесь. Он вопросительно посмотрел на меня, но не сделал ни шага в мою сторону.
– Садитесь, Жаик. Я отвезу вас, куда нужно.
Когда он устроился на сиденье рядом со мной, я почувствовала себя так неуютно, что мне сразу же захотелось выпрыгнуть из машины, упасть на землю и положить руки за голову.
– Ну? – коротко спросил он.
Салон «Фольксвагена» медленно наполнялся запахами, присущими только Жаику: настороженность, близкая опасность и острое недоверие ко всему. Именно этот букет ароматов источали его сальные железы во главе с копчиковой железой.
Оставаться с ним в закрытом пространстве, да еще один на один, было безумием чистой воды.
– Ну? – лексикон казаха не отличался разнообразием. – О чем вы хотели со мной поговорить?
– Может быть, поедем куда-нибудь? – робко предложила я.
– Куда?
– Выпьем кофе. В машине как-то неудобно.
– Почему?
Потому что я боюсь тебя до обморока, сукин ты сын!
– Это не очень короткий разговор.
– По поводу Агнессы Львовны? – наконец-то Жаик проявил хоть слабое подобие заинтересованности.
– В общем, да, – не стоит пугать его раньше времени. Здесь, в совершенно безлюдном месте, это может выйти мне боком. – Мне хотелось бы кое-что узнать у вас.
– Я больше не работаю на Агнессу. Что ж, высокооплачиваемые крысы всегда бегут с корабля первыми.
– Где мы можем поговорить? – гнула я свою линию.
– Здесь недалеко есть одно место. Если хотите, можем отправиться туда.
Я бы отправилась куда угодно, я бы отправилась к черту на рога, только бы не ощущать рядом его гибкое, хорошо натренированное тело.
– Говорите адрес.
– Я покажу.
"Одно место” оказалось ничем не примечательным маленьким кафе с гордым названием «Иргиз». Очевидно, «Иргиз» выполнял функции прародины для местной казахской диаспоры: я оказалась единственной русской среди посетителей. Все помещение было убрано коврами и уставлено низкими столиками.
Жаика здесь хорошо знали, и потому нам был отведен лучший столик – в крошечной нише в самой глубине зала. Честное слово, я бы предпочла совсем другое посадочное место: поближе к двери. Жаик протянул мне меню.
– Заказывайте.
– А вы?
– Я не ем.
– Вообще? – удивилась я.
– После тренировки.
– Что посоветуете?
– Что хотите. Я не знаю ваших вкусов.
Я уткнулась носом в меню и, после долгих колебаний, выбрала для себя наиболее понравившиеся названия. Курт и айран.
Куртом назывались шарики из сухого творога, которые подванивали лошадиным потом. А айран и вовсе оказался подсоленным напитком из кобыльего молока, сильно смахивающим на козье.
– Ну как? – спросил у меня Жаик, когда я мужественно сунула в рот творожный шарик.
– Неописуемо.
– У вас не так много времени. Мне нужно еще вернуться за машиной.
– Хорошо. Я постараюсь уложиться в минимум.
– Как вы меня нашли? – неожиданно спросил он. Среди вытертых ковров и родных казахских физиономий его обтянутое войлоком сердце явно обмякало.
– Нашла. Потому что хотела найти. Мне нужно передать вам кое-что, – я достала из кармана браслет и протянула ему.
– Это же ваша вещь. Возьмите.
Я смутно надеялась, что такое внезапное появление браслета вызовет в нем хоть какие-то эмоции. Но лицо казаха осталось непроницаемым, только глаза сузились еще больше.
– Это не моя вещь, – сказал он.
Я даже задохнулась от такой неприкрытой лжи.
– Я видела ее у вас, Жаик. И вы знаете, что я видела.
– Нет. Это не моя вещь, – его и без того смуглое лицо еще больше потемнело. – Она больше не принадлежит мне.
– Вы правы, – легко согласилась я. – Она принадлежит… Она принадлежала женщине, которой больше нет в живых. И вы знаете, что ее нет в живых. Вы знаете, что ее убили.