Купель дьявола

И все же это не было правдой. Я знала о Херри все: он по-прежнему оставался крупнейшим в мире специалистом по исследованию творчества Лукаса ван Остреа. Остальное – цвет глаз, цвет волос, любимый футбольный клуб и размер пениса – не имело значения.

– Хотя, наверное, в отрыве от вашего художника вы не представляете никакого интереса.

Херри-бой не обиделся. И после двухминутного молчания вдруг сказал:

– Я был помолвлен.

– И что же? Она ушла, не выдержав конкуренции с Остреа?

– Да, – он посмотрел на меня с неожиданным интересом. – Она не захотела жить здесь. Вы очень проницательный человек, Катрин.

– Я ее понимаю. Женщины терпеть не могут миссионеров. Если у них, конечно, все в порядке с головой…

…Остров возник неожиданно – он был похож на преграду на пути, о которую мы просто споткнулись. Маленький причал освещали два тусклых фонаря.

– Не Лас-Вегас, – заметила я.

– Приходится экономить энергию.

– Что, движок от мотоцикла?

– Дизельная электростанция.

Этот чертов остров с самого начала активно не понравился мне: когда-то здесь был город, здесь жили люди – и вот теперь музей в двадцати минутах от берега, крохотный кусок земли в свинцовых водах Северного моря. Даже кладбище домашних животных выглядело бы предпочтительнее.

– Надеюсь, связь с побережьем имеется? – спросила я.

– Конечно, Катрин. Стационарный радиотелефон. Это несколько успокоило меня.

– А корабли не натыкаются? На этот ваш музей?

– Фарватер дальше, к северо-западу. Здесь, как это вы, русские, любите говорить, – медвежий угол. Осенью, зимой и часть весны здесь никого не бывает. Туристический сезон начинается только в конце мая. По хроникам именно в мае море накрыло эти земли.

– Подождите, Херри, – неожиданная догадка пронзила меня. – Вы что здесь, один?

– В каком смысле?

– Ни сторожа, ни смотрителя?

– Ну что вы! Конечно, здесь работают люди. Один я бы не справился. Летом – двое экскурсоводов и двое техников: они поддерживают порядок в домах, следят за насосной станцией и дренами[23].

Ну что ж, чем больше людей, тем веселее. Но не успела я перевести дух, как Херри-бой продолжил:

– Правда, сейчас на острове никого нет. В межсезонье почти нет экскурсий и остается один техник. Но я отпустил его на неделю. Он уехал к себе, в Лелистад…

Лелистад, совсем не ближний свет.

– А что, нельзя было нанять техника здесь? Херри-бой замялся.

– Это было бы предпочтительнее, но… Местное население не жалует это место, хотя оно и кормит их. В некотором смысле. Но здесь иногда работают студенты – историки и искусствоведы. Даже гидротехники приезжают…

– А в чем проблема?

– Видите ли… Фризы – а побережье здесь населяют в основном потомки фризов – очень суеверный народ. Они считают остров проклятым.

– Но вас-то они любят, Херри, – я вспомнила дружеские рукопожатия в кабачке.

– Как городского сумасшедшего. Они каждый раз думают, что я не вернусь с острова. Они много лет ждут этого.

– А вы?

– Возвращаюсь, как видите.

Теперь мне стала ясна жалостливая улыбка блондинки с рубенсовскими формами.

– Это… Это как-то связано с Лукасом ван Остреа, Херри? – осторожно спросила я.

– Мне бы не хотелось говорить на эту тему, – Херри-бой нахмурился. – Я ученый, Катрин. Я считаю все это дремучим суеверием…

Ничего себе суеверие, особенно если учесть, что длинные руки Устрицы дотянулись до России и уже там запросто сжали сердца трех человек… Оставшийся за линией невидимого горизонта рыбацкий поселок показался мне самым уютным местом на земле, Ноевым ковчегом со всеми удобствами.

Херри-бой выгрузил ящики на причал.

– Я считаю это суеверием, – снова повторил он. – Великое всегда обрастает нелепыми легендами, потому что не может быть объяснено. Для того чтобы постичь великое, нужно самому возвыситься над великим. И тогда ландшафт его будет ясен – как вид долины с холма. Вы понимаете, о чем я говорю, Катрин?

– О мании величия. Типичный случай для практикующих психиатров.

Херри-бой взял мой рюкзак и закинул его за плечо. Потом подхватил один из ящиков и направился в глубь причала. Мне ничего не оставалось, как забрать второй, набитый сухими сливками, печеньем и кофе ящик и следовать за Херри-боем.

* * *

Резиденция голландца представляла собой типичный фризский дом – гульфхейс – и была не лишена налета декоративности. Симпатичная игрушка, тульский пряник в голландской упаковке. Дом стоял сразу же за причалом, поднятый на сваи.

Когда я вошла вовнутрь, Херри-бой уже возился с камином. Огонь никак не хотел разгораться, Херри ломал спички и нервничал.

– Туристам должен нравиться ваш шалаш. Просто и со вкусом. И в традициях архитектуры.

– Располагайтесь, Катрин. – Херри-бой обладал счастливым качеством пропускать все мои шпильки мимо ушей. До него в этом преуспели только Снегирь и Жека… Что же она хотела сказать мне перед отъездом? Что-то важное, как она утверждала…