Купидон

─ Сама будешь с ним объясняться. Ладно, раз уж все равно распечатала, ей и поливай. Да, блин, не таким же фонтаном! Как, как! Тоненькой струйкой! Вот, теперь зеленкой… Зараза!..Да не ты. Щипит просто. Так, теперь перевязывай… Ты что, это в первый раз делаешь? Да? Тогда понятно… бинт разровняй… Спасибо. Сок гранатовый подай. Во втором пакете.

Не понимаю, что все эти героини из Олькиных книжек, находили романтичного в подобных ситуациях? Как по писанному: Она и Он, опасность, острота чувств, накал страстей, обнаженный торс, неминуемая близость… А на деле? Халупа на окраине, без элементарных удобств. На пятки наступают всякие уроды. Она запуганная и усталая до полусмерти. И, блин Он. Ну, да, обнаженный торс. Ну, да, накал страстей, острота чувств. Ну, да, неминуемая близость — диван-то один! А так же, мат, злость, и разрядившийся мобильник. Интимщина, все по-взрослому. Кушай, Тома, полной ложкой!

─ Том, сваргань чего-нить пожрать. Вторые сутки на сухариках и чипсах. Сил уже нет.

Сил у него нет. А в квартире нет кастрюль. И сковородок. И никаких столовых приборов. За каким сюда плиту устанавливали, не понятно. Зато нашелся кособокий чайник. В нем и варила все по очереди. Сначала чай заварила, в литровой банке из-под корнишонов, которые выложила на лоток из-под окорочков, которые, в свою очередь поставила отвариваться, все в том же чайнике. Построение данных пищевых цепочек, ненашутку увлекло меня. Опомнилась, когда у самой стало живот с голодухи подводить.

Накрывать «на стол» решила в зале. Во-первых, из-за отсутствия кухонной мебели, во-вторых, Антонова дергать лишний раз — чревато. Подперев одну обезноженную табуретку другой, прикрыла их газетками..:

─ Ну-с, приятного аппетита. — Слегка растерянно пожелала я, уже вовсю уписывающему напарнику. — А может… в тарелочку?

Специально для расфасовки на порции, я освободила две банки из-под присерв, что б, значит не из общей. Но Антонову было поплевать на гигиену, этикет, и то, что я, в общем-то, тоже хочу кушать. Разовая ложечка так и мелькала в его больших, сильных, мужественных руках, переправляя картошку к чувственным, сочным губам, приоткрывавшим ровные белоснежные зубы… Ну, вот! Уже лучше. Молодец, Томочка, ты почти вписываешься в образ юной, романтичной особы с задатками падшей девы! Может все же рассказать ему, что эту ложку я нашла в ванной под раковиной, среди паутины и мелков от тараканов? Аппетит это ему, конечно, не отобьет, но удовольствия от процесса должно поубавиться…

─ Не, и так нормально. — Отмахнулся он с набитым ртом. — Не дрейф, Ерофеева, я тебе оставлю.

Ну, это успокаивает.

Набив утробы до отказа, занялись привычными делами: Антонов — развалился на диване, типа заживает, а я — прибираюсь.

─ Может, объяснишь, где мы, и надолго ли?

─ Борисыч определил эту квартиру на случай, если надо какое-то время отсидеться. Вычислить ее не получится, зарегистрирована вообще на левых людей, с «Купидоном» никак не связанных. Паршиво, что телефон разрядился, и нельзя сообщить о себе. Но, думаю, шеф и так проверит.

─ Ясно. Может тебе скорую вызвать? Из меня-то лекарь совсем никудышный. — Не хотелось брать на себя ответственность за возможные осложнения.

─ Нельзя. Это огнестрельное, пойдут разбирательства. Сами справимся, ранение не проникающее. Пуля просто бок задела. Мне так погано из-за потери крови. Особой опасности тут нет.

Если б не знала Антонова, решила бы, что он меня успокаивает.

Идет снег. На улице стемнело. В квартире света нет. Единственная свеча, найденная там же, где и ложка, давно догорела. Сидеть на подоконнике стало совсем холодно. Напарник давно спит. Заняться нечем. Считаю снежинки — занятие, чисто, на убивание времени, никакого практического интереса не представляет. Наверное, надо ложиться спать. Но, как? Одеяла нет, а спать, по примеру напарника в дубленке, неприемлемо. Слишком дорого она мне обошлась. Да я лучше насмерть смерзнусь с пружинами этого дивана, чем оскверню драгоценную шкурку, этим провонявшим чудовищем. Собственно. По этой же причине, пришлось и сапоги снять. Это не квартира, а какой-то вытрезвитель!

─ Хватит трястись. Спать невозможно. Иди уже сюда, ледышка, — прижал меня напарник к самому теплому боку на свете, — а то, под утро, звенеть начнешь.

Засыпать под звук чужого дыхания, и с ощущением чужого тепла, оказалась, на удивление приятно.

Глава 25

— Тома… Тома… Слышишь?..Глаза открой… Ерофеева, твою мать!

Какие, на хрен глаза — я думаю с трудом! В голове не мозги, а вата. Тело горит и исходит потом, нос не дышит, в горле битое стекло.

И не надо меня трясти, без того колотит. Хочу покоя и чем-нибудь смазать растрескавшиеся пересохшие губы. И желательно выкинуть Антонова в окно.

— Ты, на, очень не вовремя это придумала! Я жрать хочу, а не с тобой ковыряться.

Беспринципный, невозможный эгоист.

— Продукты на балконе. — Каркающий бас, то что нужно.

Плохо-то как! Лет сто не болела, и вот тебе на. Как же не к месту.

Наконец напарник отвалил в сторону кухни, а я, поплотнее завернувшись в то чем он меня укрыл, постаралась вернуться ко сну.