Хлопнула дверь, и шаркающими шагами приближалась старуха с косой. Раскрыв глаза пошире, поняла, что ошиблась — с клюкой. За ней ангелом-истребителем маячил мрачный напарник. Потрогав мне лоб, народный лекарь вынес вердикт.
— Растереть ее надо. Горит вся. Лучше водочкой. Есть? — Откуда тут бабка взялась? — Текила? Это чего такое? Нет, водкой надо. Сейчас принесу.
От такой перспективы стало припекать вдвое. Пересилив слабость села к стеночке и поджала ноги.
— Не дамся.
— А то я в восторге. — Признался Антонов.
— Кто это вообще? — Нос не просто не дышит — его зацементировали.
— Соседка. Пришлось выползти из подполья. Просто не имею понятия что с тобой делать. — Растерянно поворошив волосы, он присел рядом. — Таблеток нет. Градусника нет.
— А скорую?
— Ты что при смерти? К тому же полис с собой не захватила. Я все проверил.
— Так и что, без бумажки ты какашка и лечить тебя не будут?
— Да кто их знает. — Пожав плечами пошел помогать старушке разгружаться.
— Так, это ватное одеяло, не дело в тулупы кутаться. — А, он меня своей курткой накрыл? Выздоровеем оценим. — Это грелка, на всякий случай, подложишь под поясничку. Держи бутылку. Значит, разотрешь так, чтоб кожа пылала. Особенно руки и ноги. С грудной клеткой поосторожней.
Не поняла…
— Не въехал. — Проявил Антонов солидарность. — А Вы?
— Силы уж не те. В мои-то годы, руки уже не действуют. Сам давай, чего вам стесняться?
И резвой козочкой покинула обитель моего предстоящего грехопадения.
Нормально. Одеяло два на два она дотащила, и, видать, на этом силы кончились.
Напарник так и стоял с бутылем в вытянутой руке, таращась в сторону дверей. Мои же глаза бегали по комнате в поисках возможной альтернативы. И никак ее не находили, все глубже ввергая меня в бездну отчаяния.
— Так, ну… э… ладно… чего я, в принципе там не видел-то?.. — отмер он наконец.
— Вообще-то ничего — просипела я.
— Это я обобщил. Не волнуйся, с предметом, так сказать, ознакомлен. — И поводил в воздухе руками, видимо изображая «предмет».
— Не с моим. С моим знакомиться не надо. — Паниковать мешала простудная вялость.
— Да брось ты. Трусы и лифчик — все в рамках приличий. Какие проблемы то?
Есть одна проблема…
— Я лифчик не ношу… — Признание вышло сдавленным и жалким, как лягушка, не сумевшая проскочить оживленную трассу.
— Да? — Опять завис напарник, оглаживая бутылочку. — А чего так?
— Не люблю, когда что-то сковывает движения. — Ну, да, экспромт далек от гениальности, но не рассказывать же ему, что бюстгальтер моего размера, нужно искать в детском мире.
— Ага. — Глубоко. Дескать, к сведению приняли, сейчас обмозгуем. — Ну, давай ограничимся спиной.
— Может вообще не надо, а?
— Ерофеева, не кобыздись. Ну, что в этом такого? Разотру быстренько и все. — Хочешь, даже глаза закрою…
— Хочу.
— … но тогда могу ошибиться и растереть что-нибудь лишнее.
— Не хочу.
— Ну и молоток. Раздевайся.
— Одеяло дай.
Полностью нырнув под бабкин инвентарь, начала с трудом разоблачаться. Тело ломило, прикасаться к коже было больно. Поэтому, стянув колготки и свитер, оставила юбку и майку.
— Все. Только осторожнее.
— Не волнуйся. — Успокоили меня, взгромождаясь с ногами на диван и отвинчивая пробку. — Ты даже ничего не почувствуешь.
О, Боже! О, Господи! Я всегда-всегда буду тепло одеваться, поддевать шерстяные рейтузы под штаны и платок под шапку. Только бы не проходить эту шкуродерню повторно.
— Ты скоро там? — Простонала я.
— Почти закончил. — Запыхавшись ответил он.
Два финальных штриха — грелка на попу, и вязаные носочки на ноги.
— Все, — утер пот со лба, — отдыхай. Пойду, покурю.
Лучше не стало. Меня, буквально выворачивало наизнанку. Вспомнилось, что водкой не растирают, а обтирают. Хотя я могу и ошибаться. Но если ошиблась соседка, то, присовокупив антоновскую обстоятельность и склонность все максимизировать, как бы эта ошибка не стала роковой.
Думать становилось все трудней, мысли, словно студень, лениво перекатывались и ясностью не отличались. В конце концов, уснуть все же удалось.
Продрав глаза ближе к полудню, отметила про себя, что спать сутками становится уже привычным делом. Безумно хотелось посетить дамскую комнату, но сапоги никак не находились, а босиком я теперь решусь пройтись только через два года жизни без простуды. Пришлось обувать странные меховые уродцы, которые Антонов обзывал унтами, и, которые даже ему были велики. Ну да мне не привыкать ощущать километры свободного пространства в обуви не по размеру.
Добиралась долго, по стеночке, но ничто не могло сбить меня с цели. Даже странный треск доносящийся с кухни, и легкая задымленность всего пространства. А, поскольку шла замотавшись в одеяло, то в туалете пришлось подзадержаться. Зайдя на обратном пути в кухню, столбом застыла в приятном удивлении. Как же за время моего сна все преобразилось, приняло обжитой, домашний интерьер, что не можно глаз отвесть. Ай, да, напарник! Талантище! Мусорное ведро заполнено, что называется, с горкой. На плите чадит кастрюля с намертво вжарившимися в нее пельменями. На столе две рюмки и пустая бутылка из-под моих вчерашних «притираний».