Купол изгнанных

Резко похолодало, поднялся шквальный ветер, в небе загрохотало, словно начиналась гроза, хотя туч не было, да и не бывает грозы в это время года. Перед мысленным взором Кристины всплыло воспоминание о видении, возникавшем у нее в первые разы после того, как она брала в руки амулет «Колизиона», – озеро, превращающееся в бушующую водную стихию, ножницы молний, вспарывающих небо и бьющих по воде. Она непроизвольно вжала голову в плечи и с опаской взглянула на небо, ожидая, что огненные стрелы вот-вот падут и на них.

Но что бы ни происходило здесь и сейчас, это было нечто иное, чем то, что творилось там, на озере, хотя разбуженные силы, кажется, имели одну природу.

– Это вообще нормально? – выкрикнула Кристина, обращаясь к директору «Обскуриона».

– Не знаю, – почти радостно ответил Джордан, оскаливаясь. – Никогда раньше не вызывал цирк на дуэль. Не расцепляйте руки! – предупреждающе воскликнул он, увидев, как одна из троицы директоров «Инкогниона» попыталась убрать руку из круга.

Температура продолжала стремительно падать, ветер резко стих, но на смену ему с неба повалил снег. Не самое удивительное событие для того времени года, когда природа еще не решила, это все еще поздняя осень или уже ранняя зима, но внезапность, с которой начался густой снегопад, однозначно указывала на его необычную природу.

Густая белая крупа полностью стерла все вокруг, Кристина уже не видела стоявшие неподалеку автокараваны и собравшихся вокруг циркачей; да что там, она не видела больше и дорогу, только тот небольшой пятачок, на котором стояли директора и цирковые. Она все сильнее дрожала, уже не понимая, от холода это или испуга. Происходило что-то совершенно запредельное, и никакая цирковая мистика, на которую она уже насмотрелась, не подготовила ее к этому.

«Я не могу, – вдруг поняла Кристина. – Я не могу через это пройти».

Она дернула руку, пытаясь вырваться из круга, забрать амулет и убежать, – и не смогла пошевелиться. Взглянув на директоров других цирков, Кристина с ужасом поняла, что все они превратились в ледяные скульптуры и только она еще оставалась теплой и живой. Но и это ненадолго. От того места, где ее ладонь соприкасалась с чужими, распространялся ледяной холод. Он полз по руке, блестящий, бело-голубой, поднимаясь все выше и выше, добрался до локтя, до плеча, полностью обездвижил руку, превратив ее в кусок льда, и продолжал распространяться все дальше. И Кристина поняла, что как только он доберется до ее головы или до сердца, то ей настанет конец.

Рот раскрылся в беззвучном крике, но из него не вылетело ни звука; звуки замерзали прямо на губах, не успевав сорваться. И все же Кристина продолжала кричать – отчаянно, пронзительно, и этот крик бился внутри нее, причиняя боль.

Кристина уже почти потерялась в водовороте паники и страха, когда вдруг отчетливо увидела лицо Апи. Обезьяныш был там, в кругу, среди ледяных скульптур директоров, единственный из всех цирковых, и он смотрел на Кристину. Смотрел цепко и жестко; Кристина никогда раньше не видела у него такого взгляда.

Она ухватилась за этот взгляд, словно за спасательный круг, и больше ни на миг не отводила глаз. Кристина точно знала: стоит лишь это сделать, и она пропала. Но Апи, их цирковой, он ее вытянет.

Так она и стояла, не обращая внимания на заледеневших директоров и неестественный холод, ползущий по ее телу, и смотрела, смотрела на Апи. А он смотрел на нее, серьезный и сосредоточенный, и его неказистое, ушастое лицо время от времени теряло очертания и превращалось в чужие лица, в лица незнакомых мужчин и женщин, которые тоже смотрели на Кристину и словно что-то от нее ждали. А она вопреки всему ощущала не груз новой ответственности и не страх не оправдать эти непонятные ей ожидания, а прилив сил и решимость во что бы то ни было дойти до конца.

А затем в снежной тишине раздались протяжные, заунывные звуки, такие знакомые и в то же время чужие, потому что, хотя мелодию Кристина слышала уже не раз, слова были другие.

Темнота… пустота… Не уйдем мы в никуда…
Пусть не видят… Пусть не слышат…
Но мы живы… Но мы дышим…

Кристина не отрываясь смотрела на Апи и видела, что его губы не шевелятся. И все же он пел. А она жадно впитывала каждое слово, вбирала его в себя. И с замиранием сердца ждала оставшиеся строки, не замечая, как от отчаянной надежды на пророчество, обещавшее если не свободу, то хотя бы надежду на нее, по щекам катятся и тут же замерзают ломкими ледяными дорожками слезы.

И дождалась.

На арене… под шатром…
Все уйдут… и мы… уйдем

.

Сердце сжалось с такой силой, что Кристине показалось, оно не выдержит, и замерло, будто не решалось стучать дальше. А потом забилось с новой силой. Что означали эти слова? Предостережение или пророчество? Обещание поражения или надежду? На миг Кристине даже показалось, что их будущее зависит от того, правильно ли она поймет эти слова, и от этого сердце заколотилось еще быстрее.