Хотя теперь действия казались очевидными, генерал на всякий случай сверился с запиской. «Надевай петлю и шагай вперед», – было написано там.
С севера снова донеслись пушечные залпы, гулкие и объемные. Кроссли вспомнил о своих солдатах и снова заглянул в записку. Там находились его люди – нарисованные красными чернилами и защищенными линиями красного света, отводящими снаряды. Солдаты вспомогательного корпуса выкатывали собственные пушки, тоже красные и огромные. Генерал не помнил, чтобы он видел такие мощные красные пушки, но был рад их наличию.
Сложив записку, он убрал ее в карман и продел голову в петлю.
Куратор
– Ну что, дельце сделано, – сказал министр финансов, выпроводив генерала. Переодевание не могло до конца скрыть вульгарность Вестховера. Очки с темными стеклами, густая желтая борода, приклеенная театральным клеем, темный костюм от хорошего портного – Вестховеру полагалось выглядеть мелким банковским клерком или стенографистом, безвредным существом, однако министр финансов выглядел как продавец порнографических картинок. Это больше соответствует его истинной сущности, подумал Ламм. Впрочем, маскировка была ненадолго; Вестховер хорошо сыграл свою роль, нарочно задержавшись в городе, чтобы попасть под арест и дать показания, от которых Лайонел, Моузи и прочие воспылали яростью на несколько недель, тратя драгоценное время на законотворчество и финансовую риторику, а основной конфликт оставался неулаженным.
Сразу по возвращении прежнего правительства Вестховер вновь вступит в должность и продолжит работу в качестве главного политического представителя Общества психейных исследований. Кроссли под предлогом «риска для жизни» не поместил бывшего министра под стражу, ограничившись домашним арестом в «Лире», но, пока революционеров не перебили, Вестховеру не стоило высовываться.
Ламм опустил взгляд на свои руки. Всякий раз, когда его возраст приближался к семидесяти, руки начинали желтеть и шелушиться. На восьмом десятке кожа приобретала серый оттенок и облезала большими лоскутами. Теперь ему снова восемьдесят, и кисти словно омертвели – бескровно-синие, исчерченные пустыми черными венами. Вернуть им некоторую чувствительность удавалось, лишь погрузив в очень горячую воду.
Закавыкой было то, что Ламм не знал, отчего это происходит. Он вообще многого не знал. Ему нравилось строить из себя без пяти минут дьявола, но на деле он оставался всего лишь литератором, разменявшим четвертую сотню лет, и законно избранным президентом Общества психейных исследований.
Его предшественница Фрида утверждала, что история об основавшем город каменщике, который умер от удивления в своем замке, в основном правдива, только вторженцы-нищие были не людьми, а кошками. Фрида считала, что разъяренный дух каменотеса проделал первый портал в Сумеречное место и что Общество берет начало от смелой девушки, которая заметила этот проход в кустах терновника и не побоялась исцарапаться, чтобы туда войти.
– Ну а кто тогда эта баба с корзинкой для шитья и гильотиной, которая меняет наши лица? – скептически спросил Ламм.
Фрида призналась, что не знает.
– Когда я пришла, она там уже сидела. Я даже не смогла добиться от старой карги, как ее зовут. Но она предана своему делу.
Фокусник Саймон Джентль (настоящее имя Дик Дженнити) считал, что Сумеречное место – ошибка.
– Это как изношенное место на рубашке, Алоис, голубь мой. Вот возникнет проруха под мышкой или у воротника, а кто-то пропихнет туда толстый палец, и надорвет ткань сильнее, и получит больше, чем положено.
Саймон самостоятельно нашел Сумеречное место и начал демонстрировать тамошние возможности мутабельности на своих представлениях. Не без самодовольства он отказывался открыть, как узнал тайну, какие материалы использовал, чтобы построить Вестибулу, и даже как он ее выстроил. Он капризно настаивал, что всей магии его научила кошка.
– Я тебе уже говорил, Алоис, голубь мой, что фокусы мне передала большая белая кошка. Выцарапала на коре дерева, как в легенде.
Невероятно раздражающий тип, выходец из подлого сословия, воплощенная «ловкость» немытых «рук», тёмный язычник – словом, Дик Дженнити до мозга костей, Джентль так и не понял Сумеречного места. На своих представлениях он не воздавал должного обаянию мира по другую сторону двери, как и его доброволицы из зала: через портал они бежали к зеркалу, которое меняло им лица. Этот кретин Дженнити верил, что вся фишка в зеркале!
Ламм написал Красное Письмо и передал его легковерному мужу красавицы, которая уединялась с иллюзионистом в волшебном шкафу, после чего Саймону Джентлю, урожденному Дику Дженнити, пришел конец. «