Куратор

Он осторожно слез на пол и подошел к стулу, где висела куртка. Не надевая ее, он вынул портсигар и спички. Взяв лампу со стола, он зажег ее, прикрутив фитилек, и вышел из хижины через заднюю стену-занавеску, чтобы не разбудить Дору.

Он шел по галерее пятого этажа к лестнице, убеждая себя, что вопль издала сова или другая ночная птица, когда в бывшем посольстве мелькнул свет. Солдат вспомогательного корпуса – капитан Энтони, вспомнил Роберт, с такой густой черной бородой, – видимо, тоже был разбужен этими звуками.

Можно постучаться в дверь посольства, возобновить знакомство – гигант держался очень добродушно – и почитать его отчеты. Можно спросить Энтони, слышал ли он этот ужасный крик.

У окна под деревом стоял восковой сборщик фруктов с торбой. В одной орбите у него не было глаза. Очень жаль, что Дора не взяла один из доставленных для Ламма глаз и не починила парня.

И отчего она никогда не говорила ему, что у нее был брат? Раз уж Роберт теперь ее Бобби, он хочет знать о ней все. Да вот только, понял он, вспомнив темный взгляд Доры, это вряд ли возможно. В ней скрыто слишком много и слишком глубоко. Это сознание развеселило Роберта, и опечалило, и принесло облегчение. Любимая черта характера Доры – ведь он, как ему казалось, искренне любил Дору – заключалась в том, что она не грузила, если существовал способ обойтись без этого. За ее карими глазами скрывалась целая анфилада прохладных комнат, и Роберту показалось, что по ним можно гулять остаток жизни, но так и не найти тайной дверцы, за которой Дора замышляет свои планы.

Три пушечных залпа сотрясли воздух – исполинские хлопки по гигантской миске с мукой. Роберта это не беспокоило. Он фантазировал, как бетонная глыба музея примет прямое попадание, а когда пыль рассеется, ответит легкой отрыжкой, как толстяк после сытного обеда.

Роберт кивнул восковому сборщику фруктов, потрепал его по плечу и начал спускаться по лестнице.

Много мертвых людей хоронить

Несколько недель назад, в день начала революции, ему заплатили доллар, чтобы он выкопал могилу на маленьком семейном кладбище. Он бродил по полуденным улицам, слушая разговоры о волнениях и забастовках, о памфлетах, разоблачавших короля и правительство, об армии, сгинувшей по ту сторону океана. Детали его не интересовали, но носившееся в воздухе предчувствие беды кружило голову. Казалось, город накануне значительных и ужасных потрясений. Он надеялся оказаться рядом, когда это начнется.

– Эй, ты! – окликнул его какой-то человек. – Как тебя зовут?

– Губерт, сэр, – ответил он, назвавшись именем, которое прочел на выброшенной в канаву коробке из-под овсяных хлопьев. Он никогда не привязывался к именам.

Окликнувший отличался осанистостью и важностью; поперек жилета у него тянулась массивная цепочка от часов. Он сказал, что его мать обряжают к похоронам, а могильщик не явился.

– Ты с виду достаточно сильный, чтобы вырыть яму, Губерт. Я дам тебе доллар. Что скажешь?

Человек, назвавшийся Губертом, ответил:

– Хорошо, сэр. Я усердный работник.

– Вот и славно.

Человек, назвавшийся Губертом, прошел за человеком с цепочкой от часов к большому красивому дому. За домом находилось маленькое опрятное кладбище, обнесенное кованой изгородью. На всех могильных камнях была выгравирована фамилия Беллоу.

Новоявленный могильщик вырыл требуемую яму у подножия самого нового камня и ушел в тенек под деревья. Никто ему не заплатил, но ему все равно. Деньги для него были еще менее важны, чем имя. Опираясь на выданную ему лопату, он наблюдал. День уже клонился к вечеру, когда вынесли гроб.

Священник сказал несколько слов и помахал вокруг крестом. Родственники в черных костюмах и черных платьях молились, склонив головы. Всхлипывающее старое пугало бросило в могилу какую-то бумажку, и хозяин с часовой цепочкой увел его – должно быть, своего вдовца-папашу – обратно в дом. Другие скорбящие потянулись следом, и вскоре у могилы остался только круглолицый молодой человек.

Привалившись боком к одному из могильных камней, он вынул бутылку из кармана черного пиджака.

Могильщик вышел из-за деревьев и приподнял шляпу.

– Мои соболезнования, сэр. – Он кивнул на открытую могилу: – Как вам яма?

– Вообще класс, – сказал круглолицый юнец и отхлебнул из бутылки.

Хотя вечер был нежарким, молодой человек оплывал по́том и был влажен, как вымешанная глина. Могильщику показалось, что бутылка, из которой юнец потягивал живительную влагу, была не первой за день.

Человек, назвавшийся Губертом, подошел к груде земли у надгробного камня – «Камилла Мария Беллоу, супруга Энтони» – и вонзил в середину лезвие лопаты.

– Бабке повезло, вовремя прибралась, – заговорил молодой человек. – Подонки, вся эта голытьба продолжает брюзжать, хотя мы дали им все, чтобы они могли сидеть на своих грудах мусора и пить с утра до вечера. Абсурд! Не наша вина, что они не приучены к чистоте и болеют холерой. Как только они не задохнутся от собственной вони! – Указав горлышком бутылки на могильщика, он подмигнул: – От тебя тоже здорово несет, приятель.

– Извините, сэр, – отозвался тот.