Курьер смерти

Вот и вход в метро. И на улице, и там, внизу, было достаточно светло, но Виола чувствовала себя так, будто спускается в пещеру. Пройдя несколько метров по ступеням, она остановилась. Просто не смогла идти дальше. Ее прошиб пот, сердце застучало как сумасшедшее.

Нет, на метро она больше не поедет!

Виола трясущимися руками полезла в сумочку, достала кошелек и пересчитала деньги. Почти пятьдесят евро. Возле метро была стоянка такси. Туда она и направилась.

Автомобили цвета слоновой кости выстроились в ряд. Когда Виола приблизилась к первому из них, ей показалось, что на противоположной стороне улицы мелькнул кто-то с голубым портфелем. Уже взявшись за ручку задней двери, Виола замерла и вгляделась.

Там, под козырьком букмекерской конторы, как будто кто-то стоял… Солнце уже садилось, тент отбрасывал на крыльцо густую тень. Правда ли там был блондин с голубой сумкой или вообще никого не было?

Решив, что ей незачем это знать, Виола открыла дверь машины, села и пристегнулась. На душе сразу стало спокойнее.

14

Ида Людвиг работала медсестрой двадцать шесть лет, и за это время успела повидать все, с чем только может столкнуться человек ее профессии. Однако бояться пациентов ей до сих пор не приходилось. Что ж, все когда-нибудь бывает в первый раз…

Вот уже две минуты она стояла перед закрытой дверью в палату безымянной белой женщины и не решалась войти. Вообще-то она не привыкла медлить. Времени на колебания никогда не было. Но сейчас просто не получалось иначе.

Сегодня ночью Ида дежурила в отделении. Ей поручили проверять сумасшедшую каждые пятнадцать минут, потому что та была по-прежнему привязана к кровати и в случае чего не смогла бы сама нажать на кнопку экстренного вызова персонала. Каждые пятнадцать минут… Господи боже!

«Ну давай же! Какой смысл топтаться в коридоре?» – сказала себе Ида и тихо, чтобы не разбудить пациентку, открыла дверь.

Предосторожность оказалась излишней. Женщина бодрствовала. Да еще как!

При бледном свете луны, лившемся в окно, она еще больше, чем днем, напоминала привидение. В своих непрестанных попытках вырваться она демонстрировала такую физическую силу, какой просто не могло быть в этом истощенном теле. Сосуды и сухожилия на руках и шее выступали как корни старого дерева из земли.

Запрокинув голову и оскалив зубы, женщина таращила широко раскрытые глаза в потолок. Язык быстро высовывался и исчезал, снова высовывался и снова исчезал.

Если б не многолетний опыт, Ида громко вскрикнула бы. И не расслышала бы тех слов, которые бледная женщина с трудом исторгла из себя:

– Ким, darling, свет моей жизни… Ким, darling, свет моей жизни…

15

– О'кей, поет она хорошо. Но мы не можем только поэтому снова открыть старое дело, тем более не наше, а гессенское, – сказал Йенс.

«Поэтому – действительно не можем, а вот потому, что несчастной матери больше не на кого надеяться, – должны хотя бы попробовать», – подумала Ребекка, но промолчала.

Она уже пересела в своего Ивара и подъезжала к дому, радуясь возвращению. То, что ей всю жизнь придется лечиться в санаториях, стало для нее одним из самых неприятных последствий инвалидности. Ребекке нравилось быть дома, в привычной среде, в своей пещерке, где ей не приходилось постоянно кому-то что-то доказывать. Здесь она могла хандрить или лениться сколько душе угодно.

Йенс шел впереди, неся в одной руке чемодан, в другой – маленький черный рюкзак. История, рассказанная Ребеккой, окончательно испортила ему настроение, которое и так не было слишком хорошим. Язык болел, Баумгертнер диктовала, что делать, чего не делать, – Йенса это всегда бесило. К тому же дело бледной женщины по-настоящему интересовало его, а если он чем-то загорелся, остановить его было уже невозможно.

Та маленькая ложь, на которую он пошел, заключив союз с охотницей, была вполне в его духе. Ребекка понимала: Йенс привык все улаживать сам, поэтому хорошо еще, что он вообще рассказал ей об этом. Но вместо радости она почему-то ощущала легкую ревность. Йенс говорил о той женщине, Регине, с таким восхищением! Дескать, как храбро, как хладнокровно она выслеживала ужасающее призрачное существо в темном лесу… Ребекка знала, что Йенсу нравятся сильные, уверенные в себе женщины, чье счастье не зависит от мужчин. Охотница, судя по всему, именно такая.

У входа в подъезд Йенс подождал Ребекку: ключ был у нее. Поравнявшись с ним, она подняла глаза, но не смогла расшифровать выражение его серьезного лица. Он молчал, делая вид, что заинтересован чем-то происходящим на улице.

Вздохнув, Ребекка открыла дверь и въехала в дом. Раз Йенс Кернер не расположен поговорить, приставать к нему с расспросами не имеет смысла. С другой стороны, если человек много молчит, когда вы вдвоем, он, скорее всего, хочет тебе что-то сказать – Ребекка где-то вычитала такое наблюдение, но не знала, справедливо ли оно по отношению к Йенсу. У любого правила есть исключения.