Курганник

– «Туманность Андромеды», – вспомнил Виктор, потирая слипающиеся глаза. Лекция друга подействовала на него лучше всякого снотворного.

– Ты бы прилег, Витек, – предложил Макар. – Не ровен час, свалишься.

– Я на диванчик, – прокряхтел Виктор, поднимаясь с табуретки. – В дом.

Ковалеву уже было все равно, что приснится и в каких количествах. Он хотел спать, очень хотел спать.

Глава 13. Сон второй – Посейдон и Медуза

Я так много мечтал о тебе,
Я так много ходил, говорил,
Я так сильно любил твою тень,
Что теперь у меня ничего от тебя не осталось.
Одно мне осталось: быть тенью в мире теней,
Быть в сто раз больше тенью, чем тень.
Чтобы в солнечной жизни твоей
Приходить к тебе снова и снова.

Роберт Деснос

Виктор во сне поднимался по лестнице следом за человеком в камуфляжных брюках. Он знал, кто это, но в тот момент его внимание сосредоточилось на другом. Ковалев глянул вниз с лестничной площадки и понял, где находится. Старая усадьба. Вот мозаика на полу, слева бар, справа магазин. Именно разноцветная картинка из стеклышек привлекла его: голова красивой женщины с закрытыми глазами, лицо обрамляют темно-русые пряди, в которые вплетены золотые змеи.

Виктор пригляделся внимательнее и, как часто бывает в сновидении, изображение стало плыть, словно водяная рябь, освещенная солнцем, побежала по мозаике. Ковалев склонился вперед, крепче вцепившись в деревянные перила. Солнце ослепило его.

Деревянные перила? Почему деревянные? И в следующий момент он не узнал свой голос…

Сон Виктора Ковалева

– Не пойму, почему это море назвали Негостеприимным, – сказал Посейдон, прикрывая глаза от яркого летнего солнца.

– Не всем так повезло, как нам, – ответил Гермий. – Симплегады стоят, не шелохнутся, а значит, Харибда успокоилась. Скиллу с ее амазонками отбросили на север, и пока некому грабить корабли в Дардановом проливе. Однако близко подходить к берегам Тринакрии – треугольного острова – я бы не советовал.

Повелитель Атлантиды выпрямился во весь свой немалый рост и гордо приподнял голову.

– Ты думаешь, я испугаюсь каких-то местных пиратов? Да я утоплю их в этой луже, которую они именуют Солнечным морем.

Синие глаза Гермия смотрели на гневное лицо повелителя всех морей спокойно, даже как-то сочувствующе, что иногда раздражало не только Посейдона, приводило в гнев самого Зевса.

– У них тростниковые суда, и не мне тебе напоминать – такое судно непотопляемо. А тростниковый парус дает больше скорости легкому кораблю. Если пиратская флотилия нападет на «Коня морей», нам придется туго.

– У нас есть негасимое пламя! – отмахнулся повелитель Атлантиды.

– У медведя есть клыки и когти, однако свора собак справляется с ним, загоняет в ловушку, – негромко возразил Гермий.

Блики солнца играли на угрюмом лице Посейдона. Ему хотелось вернуться к любимой во всем величии, в блеске и славе. Что дикари побережья? Что бродячие скалы и коварные водовороты? Он идет к Медузе, он спасет ее, увезет из этой варварской земли.

Гермий прекрасно его понимал, поэтому считал своим долгом уберечь атлантида от поспешных поступков, грозящих гибелью.

– Мы можем ночью подойти на веслах? – уже не утверждал, а спрашивал Посейдон.

– Пираты слушают море. Я думаю, они давно заметили наше присутствие по плеску волн о борт корабля, по свисту ветра в снастях, по скрипу такелажа, – ответил посланник богов. – Они ждут, когда «Конь морей» подойдет ближе, на расстояние атаки.

Посейдон в упор посмотрел в синие холодные глаза, на дне которых всегда пряталось лукавство. Он знал, что у Гермия готово решение возникшего затруднения, иначе его не было бы на борту корабля.

Они прекрасно поняли друг друга. Гермий молча поставил ногу на борт и размотал шерстяные обмотки вокруг икр. Золотые крылья в локоть длиной расправились на его сандалиях, полыхнув огнем в ярком свете летнего солнца. Костяшки кулаков повелителя Атлантиды побелели, лицо стало серым.

– Это не лучшее решение, – хрипло произнес он.

– Это единственное решение. Иного нет, – в тон ему ответил Гермий. – Ты хотел сразить тысячу врагов, утопить ради нее сотни кораблей. А всего лишь надо надеть крылатые сандалии.

Посейдон не мог признаться в своей слабости, но взлететь над палубой было выше его сил.

– Лучше уж корабли да пираты, чем… – угрюмо произнес он.

– Спасая любимую, не думают о себе, – заметил Гермий.

Удар был ему ответом на дерзкие речи. Однако посланник богов птицей поднялся к небу, и кулак атлантида рассек воздух.

– Солнечное море тебе не подвластно! Даже Зевс не может распоряжаться судьбами местных народов! – продолжал Гермий. – Пиратам наплевать на твою силу, величие Атлантиды, мощь Олимпа. Они видят только добычу и придут за ней.