Курятник в пентхаусе

– Бензин. Если его днем напиться, к вечеру не устанешь, сто дел переделаешь, всему селу огороды от сорняка почистишь. Народ тебя похвалит, конфет даст.

Василий-то сам недалеко от Тамарки ушел. Двадцать лет ему было, решил, что смешно пошутил. А девочка как поступила? Побежала домой, нашла канистру в гараже, бензин в кружку налила… Хорошо, что она это все во дворе проделывала. Аня, соседка, увидела, бросилась к ней, заорала:

– Не трогай!

Тамара испугалась, выпить не успела. А то бы огромная беда случилась. Ох, боюсь, не услежу я за ними. Анастасия за девочкой вообще не приглядывает. Не мать она, ехидна.

И через несколько дней после того разговора ребята утонули!

Нина выпила чаю и продолжила:

– Плохое лето выдалось, ко мне заселилась дачница постоянная с девочкой, мать звали Елизаветой, девочку Марфой, красивая, стройная, ей пятнадцать было тогда, рисовала хорошо, с мольбертом по округе ходила. Они у меня несколько лет жили, приезжали в июне, уезжали в конце августа. В тот год, когда дети погибли, погода стояла прекрасная. Дачница решила уехать в начале сентября, подумала, пусть дочь еще недельку погуляет. Числа седьмого они укатили. А десятого Елизавета в село примчалась.

– Нина, Марфа моя здесь?

Я сильно удивилась.

– Вы же вместе отправились домой. Что девочке тут осенью, да еще без матери, делать? В школу ходить надо.

Лиза затряслась.

– Она вчера утром ушла на занятия, после уроков не вернулась, не ночевала. Я обзвонила все морги, больницы, нигде нет ее. Мысль появилась, вдруг она здесь? С каким-то мальчиком подружилась из местных, вдруг к нему подалась?

Нина посмотрела на священника.

– Я посоветовала ей девчонок порасспрашивать, с которыми летом Марфа компанию водила. Лиза всех обежала, они одинаково говорили:

– В это лето Марфа с нами никуда не ходила. Она утром с мольбертом убегала, вечером возвращалась, говорила: «Хочу на художника учиться. При подаче документов работы показать надо. Некогда мне веселиться».

Елизавета дочь не нашла, мне зимой позвонила.

– Ниночка, очень хорошо у вас, но я не приеду. Марфа пропала, где моя дочь, никто не знает. Дача теперь мне без надобности.

Хозяйка избы понизила голос до шепота:

– А я сразу, еще когда она осенью приехала с вопросом про дочь, поняла: не вернется к ней девочка!

– Почему? – хором спросили мы с Дюдюней.

Рассказчица покосилась на священника, тот кивнул.

– Если что точно знаете, говорите спокойно, – объяснил тот, – но только о том, что сами видели и слышали.

– Я сама сто раз слышала, – не дала ему договорить теща, – вот уверена, сбежала она от матери. Та ее просто задушила.

– Любовью? – улыбнулась Ада.

– Да, – серьезно подтвердила Нина, – Марфе пятнадцать лет было, а Елизавете тридцать один год. Мужа у нее нет и не было. Очень Лиза боялась, что дочка по ее пути пойдет, родит, не пойми от кого, несовершеннолетней. Жили они в маленьком доме, он впритык к этому стоит. Избы коридор связывает. Построил их мой муж. Когда его мать к нам переехала, он сказал:

– Две хозяйки на одной кухне – всегда свара. Не хочу, чтобы у нас в семье грызня и лай пошли. У Анны Тимофеевны характер не сахар. На телеге ее не объехать. Начнет у нас в избе свои порядки наводить. Пусть живет рядом. Все ей купим, продукты дадим, дров наколем, обставим жилье красиво, если чего надо, сделаем. Но кухня у нее будет своя, и туалет тоже, и рукомойник. Пусть живет она как хочет. По коридору к нам ей пройти недалеко. Никаких замечаний не услышим, а если начнет их делать, то ответ простой: «Мама, мы вас всем сердцем любим, но это наш дом. А ваш рядышком. Мы по-своему живем, а вы тоже как хотите устраивайтесь. Мы вас на свои рельсы не ставим, и вы нас на свои не толкайте». Один раз только так поговорить пришлось. И все!

Глава двадцать восьмая

– Папа мой очень умный человек был, – кивнула Катя, – и он никогда ни меня, ни маму в обиду не давал. Если бабушка начинала замечания делать: не так оделись, не то на обед сварили… папа всегда спокойно отвечал: «Мама, жаль, что тебе не понравилось новое платье Нины, но это ее одежда. Если неприятно смотреть на нее, то есть выход. В прямом смысле слова. Иди домой, там тебя ничего злить не будет». Когда бабушка умерла, мы в пристройку стали жильцов пускать. Елизавета не один год приезжала. Женщина она была приятная, никогда с деньгами не обманывала. Мама ей всегда говорила: «Лиза, если огурчиков свежих хочешь, зелени, ягод каких, бери на огороде». Она, когда первый раз это услышала, спросила:

– Почем вы торгуете?

Мама руками замахала.

– Еще чего! Так бери. Что я, сквалыга, за укроп деньги требовать.

Елизавета больше про деньги не говорила, она хорошо вязала, шила. То салфетку маме свяжет, то полотенце сошьет, вышивкой украсит. Очень мило с ее стороны. И со всеми она была вежливая, приветливая, в храм наш зашла, у Сони на свечном ящике спросила:

– Где мне лучше встать, чтобы чужое место не занять?

А вот с Марфой очень плохо обращалась, называла дочь уродиной, одевала ее, как старуху, постричься ей не разрешала.