Куриный бульон для души. Найди время для себя. 101 история заботы о себе и поиске баланса

Мама стоически переживала все обрушившиеся на нашу семью несчастья, но во время последнего телефонного разговора показалась мне окончательно измученной. Было очевидно, что я должна вернуться домой. Но я очень боялась, что, уехав, не смогу снова попасть в Японию.

– Я хочу домой, – рыдала я, – но рискую всем: карьерой, браком, доходами.

Да, у нас все было хорошо с финансами, и брак казался прочным, но будущее скрывалось за пеленой тумана. Если бы я покинула Японию, а потом мне запретили выезд из США, я осталась бы без работы, страховки и – на неопределенный срок – без мужа.

– Мне нужно сделать еще один звонок, – сказала я, глубоко вздохнув.

И набрала номер своей лучшей подруги Крис. Мы с ней начали созваниваться почти каждый день как раз перед смертью отца. Тогда я могла думать только о том, что означает для меня его смерть и что она за собой повлечет. Теперь мою голову занимали страхи, гнев на Эдварда и его болезнь и беспокойство за маму. К концу рассказа голос у меня срывался от рыданий.

– Хочешь, скажу, что подсказывает мое материнское сердце? – спросила Крис после того, как я все это вывалила на нее.

– Конечно, – я потянулась за салфеткой, чтобы утереть слезы.

Она тихо и спокойно изложила свою точку зрения: оставаясь в Японии, я буду в лучшем положении – как финансовом, так и эмоциональном. И тогда я на протяжении всего этого долгого кризиса смогу поддерживать Эдварда и маму.

Мы какое-то время посидели молча. Я слышала, как снаружи, в кустах камелий, шумит ветер. Ричард готовил завтрак на кухне. Совет Крис показался мне неправильным. Мы поговорили еще немного. Затем ей пришла пора спать, а мне – начинать свой день.

За чашкой кофе я вдруг вспомнила, что не тренировалась уже больше двух недель и совсем перестала медитировать. В моем ежедневнике были заметки только о кризисе. Я не могла сосредоточиться на работе и все время ворчала. Я всю себя отдала несчастью, забыв о том, что могло помочь мне преодолеть его.

После завтрака я отключила все устройства от интернета и села медитировать. Мой разум метался туда-сюда, дыхание учащалось, но я не двигалась с места. Затем я отправилась на долгую прогулку по близлежащим предгорьям и, отойдя от дома на пару километров, устроилась на скамейке возле небольшого храма, чтобы поглядеть на равнину и море внизу. Над головой лениво щебетали птицы. У моих ног загорала радужная саламандра. Мимо проплывали гигантские черные бабочки – альпийские черные парусники. Старый серо-белый кот, живущий на горе, дремал на столике для пикника. Через некоторое время я вернулась домой. У меня еще оставались дела.

Я установила график звонков и электронных писем. Теперь я не отвечала на них до семи утра и после девяти вечера, если только это не была экстренная или плановая встреча. Я возобновила ежедневную медитацию, и мы с Ричардом вместе подолгу гуляли, стараясь в разговорах не касаться темы моей семьи без крайней необходимости. Я бралась за новые задания на работе, ориентируясь на оплату и свой график, но при этом не перенапрягаясь. Связалась с психотерапевтом. Часто пропалывала сад, а когда спортзал снова открылся, начала плавать три раза в неделю.

Я все еще проводила много времени, разговаривая по телефону и переписываясь с семьей, социальными работниками, медсестрами и врачами. Мы оставались на связи с соседкой Эдварда, чтобы поддерживать его, пока он не согласится отправиться на лечение. Однако постепенно я почувствовала, что стабилизировалась и стала лучше соображать. Шли дни, потом – недели, а затем и месяцы. Иногда они приносили более мелкие кризисы, но я уже была способна справиться с ними. Я до сих пор иногда плачу, закрывая голову руками, но потом это проходит. Как говорят в Японии, не нужно писать цифры на текущей воде. Надо жить сегодня.

Джоан Бейли

Почитай мне сказку

Многие люди чувствуют себя гораздо лучше, только взглянув на книгу.

Джейн Смайли

Я пришла в восторг, когда узнала, что беременна первым ребенком. Семья и друзья, которым я рассказала эту новость, тоже очень обрадовались. Прошло еще несколько месяцев, и я поняла, что самая тяжелая часть беременности – это не усталость, тошнота или отеки. Меня донимали разговоры о том, что, как только малыш родится, я больше никогда не смогу читать книги. Люди говорили это с тем радостным предвкушением, с которым принято предупреждать молодых родителей о предстоящих трудностях. Кажется, никто не понимал, как сильно меня ранят эти слова. Мне чудилась в них неминуемая гибель.