Куриный художник

Здесь по замыслу Клариссы должно было проходить самое торжественное мероприятие города: Посвящение в Удачливые и Безмерно Счастливые. Из всех углов зала золоченые крылья вентиляторов гнали в центр ветер удачи. Пахло курятником.

В центре Зала в Золотом Гнезде сидела сама Авис Беатитудо. Устав от торжеств, она спала — овеваемая счастьем, разукрашенная в пух и прах, разнаряженная лентами и позументами — и на редкость тихо похрапывала.

— Разбудите же ее! — яростно зашипела Филимону Кларисса. — Какой скандал!

Филимон направился было к Птице, но Королевский Зоолог его остановил:

— Не надо! Я хочу полюбоваться ею в сонном состоянии.

Он несколько раз обошел Золотое Гнездо, бормоча в совершеннейшем восторге:

— Чудо! Просто чудо!..

— Не все же чудеса для столицы, — с кокетливым укором произнесла Кларисса, набивая трубку табаком. — Оставьте что-нибудь и провинции!

— Именно об этом я и хотел поговорить с вами. Королевское Зоологическое Общество хорошо заплатит вашему городу за эту птицу.

— И не просите!.. — запротестовала Кларисса.

— Мы подарим вам взамен целый зоопарк самых редкостных экземпляров! продолжал горячо уговаривать её ученый. — Подумайте хорошенько, госпожа Кларисса! За одну птицу — вся фауна Земли!..

— Меня продать?!.. — раскрыла вдруг глаза Авис Беатитудо. — Ах, ты, ученая тетеря!

Инспектор вытаращил на неё изумленные глаза, у Ассистентки выпало из рук перо, а Зоолог, пропустив мимо ушей оскорбление, даже подпрыгнул от восторга:

— Она говорит!.. Уникально! Восхитительно! О, какой экземпляр! — и обратился к Ассистентке: — Инструмент!..

Та протянула ему складной метр, и профессор направился к Птице.

— Может, лучше чуть попозже… — шепнул ему Филимон, весь напрягшись от волнения. — Она сейчас очень раздражена.

— Полноте, господин секретарь! — беспечно махнул рукой ученый. — Я входил в клетку тигра и крокодила, и они были со мной, как шелковые!

— Я не шелковая, болван! — прохрипела с гневом Авис. — Я — Железная!.. — И громко захлопала металлическими крыльями.

Стекла на окнах затрещали.

— Осторожней! — крикнула в испуге Кларисса. — Берегитесь!

Птица поднялась во весь рост. За эти полчаса она стала ещё огромнее, словно росла не по дням, не по часам, а по минутам. Ее куриная голова в железном панцире уже упиралась в потолок зала, глаза налились кровью, она выпустила когти, напоминающие лезвия ножей, и мерзкий скрежещущий клекот разнесся по всему Дворцу:

— Меня?!!.. Измерить?!!!..

Все прикрыли руками уши.

— Я тебе не крокодил, плюгавый старикашка!.. И не какая-то там зоопарковская кошка в полоску!.. Я — Авис Беатитудо!.. Единственная и неповторимая! Понял?!

Дело принимало скверный оборот. Филимон выскочил на балкон, чтобы кликнуть гвардейцев, но протяжный вопль Ассистентки Зоолога тут же вернул его в зал. То, что он увидел, заставило и похолодеть, и содрогнуться: на полу зала валялись только шляпа и башмак Инспектора Тайной Канцелярии, а в клюве у Железной Курицы барахтались исчезающие ноги Королевского Зоолога. Ассистентка вопила, записывая:

— Если я погибну, — спасите блокнот!

Филимон схватил онемевшую от страха Клариссу за руку, и они бросились вон из зала. Лишь в дверях, на миг оглянувшись, чтобы крикнуть Ассистентке: «Беги, дура!» — он увидел, как и её сгребла в горсть мерзкая железная лапа.

— За Тофером! — крикнула в истерике Кларисса Филимону. — Только он ещё может что-либо сделать! Только он!

Статуи птиц, стоящие там и тут, вдруг дернулись и опрокинулись, разлетелись на десятки кусков; закачались из стороны в сторону полотна от «Счастливого детства» до «Счастливой старости». Это Авис топала ногами. Дворец содрогался и трещал под её мощное кудахтанье.

ГОРОД В ОПАСНОСТИ

Еще полчаса назад Тофер твердо решил не ходить на открытие Дворца. «Что я там забыл?.. — думал он. — Железную Курицу, которую ненавижу? Клариссу, которую не уважаю? Или Филимона, которого боюсь столько лет?..»

Хотя он сам играл в их нечестную игру, принужден был принимать в ней участие, — веселиться вместе с ними ему было противно.

Он отказался вести под узцы белого коня, сославшись на то, что не достоин такой чести.

Проводив взглядом из окна Филимона и Авис Беатитудо с гвардией, он плотно закрыл окно и, отойдя вглубь мастерской, вдруг вспомнил слова зеленщицы, сказанные ему с грустью и сожалением:

— Ты хочешь знать, Крис, отчего не ожила ни одна реклама? Оттого, что твоя кисть забыла Законы Волшебства!

— Неправда! — сказал сам себе Тофер. — Я просто ужасно устал…

Он поставил на мольберт свежий холст, сел в кресло и стал думать о Нелли. Так и заснул в кресле. И приснился ему сон, что написал он портрет Нелли.

— Ну-ка, оживи! — сказал он портрету. — Отделись от холста!.. Здесь невысоко! Ну! Спрыгивай!..

И как будто ответил ему знакомый голос:

— Не буду!..

— Это сказала… ты?! — как будто спросил он её.

— Я, — ответила вторая Нелли.

— Какое счастье! — выдохнул от радости Тофер во сне. — Выходит, я ничего не позабыл!.. Только зачем ты сказала: «Не буду»?

— Одна Нелли уже есть. Какой смысл жить другой? — ответил во сне портрет.