Куриный художник

— Какой смысл? — во сне усмехнулся он. — А может, я хочу, чтобы не одна, а сто… тысяча Нелли жили в этом городе?!

— Но зачем? — недоуменно спросила приснившаяся девушка с портрета.

— Да потому, что хорошего должно быть больше, чем плохого! Если оживешь ты — Филину придется туго. А ведь его не закрасить и не сжечь! Он уже есть! Он живет!

— Глупый! — рассмеялся голос девушки. — Если бы все это было так просто!..

— Проще простого! — заверил её Тофер. — Теперь я знаю, что делать! Каждый день будут сходить с моего холста хорошие люди! Я заселю ими весь город! И Филин улетит отсюда навсегда!..

— Вспомни, как он предлагал тебе то же самое. Он тоже хотел, чтобы ты оживил для города несколько вурдалаков, парочку стройных ведьм и дюжину кривых гномов, что жизнь, дескать, — это борьба Доброго и Злого, поэтому все надо уравновесить…

— Но ведь я отказался! — поспешно ответил Тофер. — Хоть он и был прав: победят те, кого больше!..

— Дело не в количестве! Пиши новые картины! Другие сюжеты! Ты Творец! Ты волен сочинять все, что захочешь! Так — сочиняй! Но только хорошее! Не поддавайся печали! Не окунай мысли в злость! Будь светел, художник!..

И Тофер проснулся.

За окном на площади играл духовой оркестр. Наступил счастливый миг открытия Дворца. Тофер уставился на прямоугольник свежего холста.

На лестнице раздались шаги, и зазвучала знакомая «Охотничья песня»:

— Обойдусь без ружья
и в лесу, и в поле:
дерну ниточку я
попадется кролик!
Или жирный фазан,
или куропатка.
В это утро у меня
будет все в порядке!..
Что поймаю я в лесу
все на рынок отнесу!..

Дверь распахнулась, и в мастерскую без стука вошел Марк. Он только что отобедал в харчевне «Хорош Гусь!» и как всегда держался навеселе.

— Ччесть имею, господин… художник! — качнулся Марк и, подойдя к столу, налил из кувшина без спросу стакан вина. Выпив его с жадностью до дна, он плюхнулся в соседнее кресло: — Ага-а!.. И тебе противно смотреть на веселящихся дураков!

Тофер смолчал.

— А мне противно!.. И на ту тварь, укравшую мои награды, и на горожан, физиономии которых слезливы и слюнявы от умиления и восторга!

— Чего ты хочешь? — спросил его Тофер.

— Ничего! Ни денег, ни славы! — Он приложил палец к губам: — Тсс!.. Только вернуть свое. Мою дочь!

— Она может и не вернуться, Марк.

— Что, никогда?!.. — спросил тот с испугом.

— Может, и никогда!

— Нет! — замахал руками чучельник. — Не сможет! И потом, ведь ты обещал!

— Я переоценил себя, старик! Девчонка поняла, что значит быть «бегущей по небу».

— К черту небо, прости, Господи! — взвился в кресле Марк. — Хотя… он пьяно хихикнул, — может ты и мне подрисуешь крылья?.. Валяй, Тофи! Должна же, наконец, восторжествовать справедливость: всю жизнь возиться с птицами — и не знать, что же такое полет!

— Такие, как ты, не летают! — угрюмо ответил ему Тофер.

— Это почему же? — плаксиво спросил Марк. — Воробью, выходит, можно? И комару — можно? И платяной моли?! Обидно… Господи! — простонал он, обливаясь слезами. — Зачем ты позволил мне поймать Птицу Счастья? Ты же знаешь, что я — азартен, но не зол! Я — птицелов, Господи! Я всегда боялся одиночества! Хоть кто-нибудь — да рядом: птица или собака! В какую историю влез!

— Ты — дикий человек, тебе простительно, — сказал Тофер. — Мне не простится.

Тут за окном раздался страшный грохот и дикое кудахтанье.

— Что это?! — в испуге произнес Марк.

Со звоном распахнулось окно.

Тофер выглянул на площадь.

— Не может быть! — ошеломленно произнес он.

— Что там?! Что?! — подбежал к окну Марк.

— Там… рухнул Дворец, — не веря своим глазам, сказал художник.

— Какой ужас!.. — прошептал вмиг протрезвевший чучельник.

Над городом, огромная, словно туча, металась Авис Беатитудо. Она то взмывала вверх, то со свирепым клекотом падала вниз, вырывая с корнями деревья и срывая с домов крыши.

Дверь мастерской рывком распахнулась. На пороге стоял напуганный Филимон. Его костюм был разорван и в грязи.

— Она взбесилась! — тяжело дышал он. — Она, ух-ух, сожрала всю королевскую экспедицию… Снесла железное яйцо! Разнесла Дворец! Украла дворцовые вентиляторы! Ее носит по небу Ветер Удачи в четыре мотора! Город в опасности!

— На площадь! — поднялся во весь рост Марк. — Старый гвардеец не может сидеть в окопах! За мной, господа!

— Погибнем! — вдруг заныл Филимон. — Чую, ух-ух, что погибнем!.. — Он привалился к дверному косяку, трясущийся и бледный, и выпученные глаза его, казалось, вот-вот выкатятся из глазниц.

— Смелее, господин секретарь! — приободрил его Марк.

— Что мы сможем?.. — лепетал Филимон. — Я видел её острые, как ножи, когти, её шпоры, её железные перья, о них сплющиваются пули!..

— Вперед! — хмуро подтолкнул его Тофер.

— Нет-нет! — дрожащим голосом повторял Филимон, вцепившись в дверную ручку своими пухлыми руками.