Куриный художник

Утром постучала молочница, приносившая ему ежедневно кувшин молока. На этот раз он не пустил её в дом, а выйдя на крыльцо, стал расспрашивать: не случилось ли чего в городе. Молочницу знал каждый дом, и она знала всё обо всём. Она сообщила Марку о десятках мертвых птиц на дорогах: по её мнению, для господина чучельника такая новость была бы весьма приятной. Больше новостей не было.

Прошла неделя. Все новости молочницы за эти дни были очень разнообразны: пропала левретка у жены бочара, кот столяра поймал огромную крысу, и столяр интересуется: не нужна ли она чучельнику; чуть не сгорел дом кузнеца, а когда пожарные пога-сили огонь, начальник пожарной команды обнаружил в кузнице кучу монет, которые чеканил хитрый кузнец, за что, обожженный и обгоревший, тотчас же был упрятан в тюремную больницу; повысились цены на рынке, провалился мост, а вот когда выстроят новый никому неизвестно, — словом, новости — как новости. Девочку никто не искал.

А девочка ожила. Она уже сидела в постели и требовала то одно, то другое, то куклу, то — киселя, и Марк тут же бросался выполнять любое её желание, испытывая при этом сладкое чувство, которого он был лишен всю жизнь. В его сердце вошла отцовская любовь.

Для соседей и мэрии девочка была объявлена как его племянница-сирота. У неё не было имени, что было уж совсем странно: она ничего не помнила о себе до той ночи. И Марк назвал её «Нелли» — так же, как звали его мать; под этим именем девочку и вписали в «Книгу горожан».

Пришла весна. И он стал брать её с собой за город. Ловил ей птиц, а она выпускала их на волю!.. Она не любила работу отца, но ведь кто-то, объяснял он, должен был заниматься и этим — набивать паклей разные чучела!.. «Впрочем, зачем? — время от времени думал Марк. — Живые звери и птицы — это живое чудо!.. Не заняться ли чем-нибудь другим?..»

И хотя его частенько можно было видеть в харчевнях с друзьями, — он всегда помнил о дочери, много работал, вырастил её. Он жить без неё не мог. Но устроил в столичный пансион…

Был поздний вечер.

Марк растопил камин и зажег новые свечи. С мансарды доносился громкий раскатистый храп Авис Беатитудо.

— Здорово храпит! — заметил Тофер. — Не надоела?

— Да ну ее! — ответил Марк. — Пусть лучше храпит, а то научилась, понимаешь, разговаривать! То — пирожное ей подай, то — клетку накрой: из окна, видите ли, дует! Советы стала давать!

Внезапно Марк уронил голову на локти и беззвучно заплакал.

— Ты чего? — нахмурился Тофер. — Успокойся, старина!

Но Марк был безутешен.

— Я её обманул! Понимаешь, Тофи! Мы же никогда не врали друг другу!

— Мне кажется, я знаю, где надо искать Нелли, — сказал художник и вышел из дома.

Старый чучельник продолжал сидеть, уставившись на детское платьице.

Храпенье Птицы затихло. Но, когда часы на площади пробили полночь, раздалось её недовольное бормотание, и вслед за этим — оглушительный металлический звук лопнувших прутьев.

Марк вскочил на ноги, схватил подсвечник и, подняв его над головой, стал подниматься на мансарду.

Навстречу ему спускалась разгневанная Авис Беатитудо.

Марк поразился: Птица выросла! Но — как! До какой степени! Ростом с хорошего страуса, она, безобразная и мерзкая, переваливаясь на кривых маленьких ножках, спускалась в мастерскую.

— Изжога замучила! — икнула Птица. — Пропусти! Пойду прогуляюсь!.. Ну и тесно же у тебя!.. А мне… Ой!.. Простор нужен!..

Она хлопнула дверью и исчезла в ночи, оставив в мастерской перепуганного Марка.

ДОМ, ГДЕ ЖИЛИ ВСЕ

Тофер не помнил, куда он бежал по ночному городу. Он не слышал, как за его спиной городские часы пробили полночь, он спешил — сам не зная куда, словно кто-то звал его неслышно и настойчиво. Перед мостом он увидел человека в черном плаще и широкополой шляпе.

— Туда нельзя, господин Тофер, — твердо произнес человек.

Художник узнал Филимона.

— Вы?! — удивился Тофер. — Что вам нужно?..

— Я хочу предостеречь вас, ух-ух, от неприятностей, — ответил секретарь мэрии.

— Что за ерунда?! — удивился Тофер.

Но Филимон преградил ему путь:

— От больших неприятностей, смею вас заверить… Оттого и не советую, ух-ух, там появляться.

— Странная забота, господин Филимон! — ещё больше удивился Тофер. Что ж там опасного?

Секретарь широко улыбнулся, но не двинулся с места.

— Послушайте, господин секретарь! — рассердился Тофер.

— Опасно возвращаться в Прошлое, друг мой! Ух-ух, как опасно!.. Филимон передернул продрогшими плечами и спрятал улыбку под воротник: — У меня — бессонница, Тофер, а вот вам, ух-ух, действительно пора бы домой. Я это советую как старый знакомый.

— Меня всегда не покидало чувство, что мы с вами действительно давно знакомы, — раздраженно ответил художник.

Филимон усмехнулся:

— Еще как давно!..

— Только вот где и когда, — заметил Тофер, — не могу припомнить.

Секретарь рассмеялся: