Куропаткин. Судьба оболганного генерала

1. Возможно ли удовлетворить, при нынешнем внутреннем положении России, тем требованиям, которые ставит главнокомандующий войсками на Дальнем Востоке Линевич для успеха действий нашей армии против японцев?

2. Достаточно ли боевых средств для воспрепятствования японцам занять в ближайшем будущем Сахалин, устье Амура и Камчатку?

3. Какой результат может дать при заключении мира успех нашей армии в Маньчжурии, если Сахалин, Камчатка и устье Амура будут заняты японцами?

4. Следует ли немедленно сделать попытку к заключению мира?

Военный министр Сахаров зачитал доклад о мерах, принятых для усиления Маньчжурских армий:

«В июле у нас может быть сосредоточено до 500 тысяч штыков; у японцев теперь… около 300 тысяч штыков. В кавалерии мы в три раза сильнее японцев. В артиллерии мы уступаем лишь в количестве пулеметов…

При нынешних условиях кончать войну невозможно. При полном нашем поражении, не имея ни одной победы или даже удачного дела, это позор. Это уронит престиж России и выведет ее из состава великих держав надолго».

Не упустил шанса поквитаться с Куропаткиным скандальный Гриппенберг:

«…под Сандепу успех был, но нам приказали отступить, а японцы были в критическом положении: они считали сражение проигранным и были крайне удивлены, что мы отступили».

Главнокомандующий войсками Петербургского военного округа и войсками гвардии великий князь Владимир Александрович заявил: «Мы зарвались в поспешном движении к Порт-Артуру и на Квантун. Мы должны остановиться».

Его поддержал Главный начальник флота и Морского ведомства генерал-адмирал великий князь Алексей Александрович: «Пока не нанесен решительный удар, надо зондировать почву в отношении условий мира, пусть даже придется пойти на территориальные уступки».

Против попыток заключения мира возразил член Государственного совета, председатель Морского технического комитета генерал-адъютант Ф.В. Дубасов:

«Наше движение на восток есть движение стихийное – к естественным границам; мы не можем здесь отступать, и противник наш должен быть опрокинут и отброшен. Для достижения этого надо посылать на театр действия самые лучшие войска…

Войну следует продолжать, так как мы в конце концов можем и должны возвратить обратно все взятое противником».

Ему вторил старейший член Государственного совета, генерал от инфантерии Х.Х. Рооп:

«Я не могу согласиться с тем, чтобы немедленно просить мира. Попытка предложить мирные условия есть уже сознание бессилия. Надо показать врагам нашу готовность продолжать войну, и, когда японцы увидят это, условия мира будут легче».

Компромисс пытается найти деликатнейший министр двора граф Фредерикс:

«Я всею душой разделяю мнение военного министра, что мира теперь заключать нельзя, но узнать, на каких условиях японцы готовы бы теперь прекратить войну, по моему глубокому убеждению, следует».

Встретив сопротивление, великий князь Владимир Александрович дает задний ход:

«Не на посрамление, не на обиду или унижение могу я предлагать идти, а на попытку узнать, на каких условиях мы могли бы говорить о прекращении кровопролитной войны. Если они окажутся неприемлемыми, мы будем продолжать драться, а не продолжать начатую попытку».

В отсутствии конкретных указаний из Петербурга, 21 июня 1905 года на Военном совете командующих Маньчжурскими армиями главком Линевич выносит на обсуждение вопрос: не время ли нам самим переходить в наступление ввиду усиления армии до 440 тысяч человек?

Возражений не последовало, и тогда штабам армий предложено немедленно разработать планы наступательных действий, но таковые были представлены лишь к 1 августа 1905 года.

Тем временем события в Санкт-Петербурге развивались своим чередом.