Куропаткин. Судьба оболганного генерала

С 1 октября 1914 года генерал-квартирмейстером штаба главнокомандующего Восточным фронтом являлся подполковник Макс Гофман. На тот период в германской армии не было более профессионального военного разведчика, обладающего всей полнотой разнообразных знаний о русской армии и ее командном составе, включая высший генералитет. После окончания Прусской военной академии в 1898–1899 годах Гофман служил военным атташе Германии в Санкт-Петербурге. С 1899 года – в русском отделе Генерального штаба, во время Русско-японской войны находился в качестве наблюдателя при штабе 1-й японской армии. С началом мировой войны назначен начальником оперативного отдела штаба 8-й армии, а уже через два месяца Людендорф забрал Гофмана к себе в штаб.

Наверное, можно говорить не только о совершенном командно-штабном генеральском тандеме Гинденбург – Людендорф, но и о практико-теоретическом трио ключевых фигур штаба Восточного фронта: Гинденбург – Людендорф – Гофман, где последнему, несмотря на скромное подполковничье звание (полковником он станет только 30 августа 1916 года, а генералом – в октябре 1917-го), принадлежала важнейшая функция непрерывного изучения и ПОЗНАНИЯ противника. А это залог успеха на любой войне.

Фронт, штаб

После изнурительной, насыщенной поражениями и отступлениями, крайне неблагоприятной кампании 1915 года дивизии и полки Северного фронта насчитывали от половины до одной трети штатной численности. Относительную боеспособность армий фронта удалось восстановить лишь к началу февраля 1916 года. Но массу мобилизованных воинов надо было еще вооружить и самое главное – обучить. Пополнение оказалось полностью непригодным к боевым действиям после краткого, зачастую формального шестинедельного обучения в запасных полках и батальонах. Командующие армиями, и Куропаткин не исключение, вынуждены были организовать дополнительную боевую подготовку новобранцев непосредственно в ближайшем фронтовом тылу в сверхштатных учебных командах.

Жуткой оказалась ситуация с вооружением войск: осенью 1915 года в тыловых и учетных частях одна винтовка приходилась на десять человек, на фронте – одна винтовка на двоих. Винтовки пришлось срочно докупать у недавнего противника – Японии. Как чрезвычайный оценивался некомплект не только винтовок, но и пулеметов.

Не каждый командующий волен по своему вкусу и разумению выбирать непосредственных подчиненных. Куропаткин в силу своего авторитета и влияния на Ставку и царя такой прерогативой обладал.

К моменту назначения Куропаткина с должности командующего армией на пост главкома войсками фронта исполняющим должность начальника штаба Северного фронта с марта 1915 года состоял верный и преданный ученик покойного генерала Драгомирова, близкий приятель генерала Рузского – генерал-майор Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич, автор академического учебника по тактике, известный также своей военно-литературной деятельностью. На фронте Бонч-Бруевич прославился тем, что в феврале 1915 года совместно с начальником контрразведки Н.С. Батюшиным сфабриковал скандальное дело по обвинению в шпионаже в пользу Германии полковника Мясоедова. Маниакальная подозрительность Бонч-Бруевича, его замкнутость, нервозность и резкость в общении сослужили ему дурную службу – он довольно быстро стал одиозной фигурой в восприятии царского окружения и здравомыслящих сотрудников штаба Ставки.

Николай II стоически терпел Бонч-Бруевича, пока в дело бесцеремонно не вмешалась императрица. 29 января 1916 года она пишет царственному супругу:

«Какая будет радость, когда ты избавишься от Б. Бр. (не умею написать его имени)!» В письме от 3 февраля тон царицы уже повелительный: «…Да, поскорее избавься от Бр. – Бр. Только не давай ему дивизии…». В конце февраля Александра Федоровна все более нетерпелива: «Убрал ли Куропаткин наконец Бр. – Бруевича? Если еще нет, то вели это сделать поскорее. Будь решительнее…».

Куропаткин и сам не в восторге от набравшего внушительную коллекцию влиятельных недоброжелателей исполняющего должность начальника штаба фронта, поэтому столь желанное двором и персонально сверхнастойчивой Александрой Федоровной снятие Бонч-Бруевича воспринимает с облегчением.