Курортник

Однако все это еще дремало во мне, не доходя до моего сознания, и вся поездка была пока лишь обещанием – я мог осуществить ее и через два года, и через десять лет. Но вот как-то весной пришло приглашение на литературный вечер в Ульм. Застань оно меня в другой момент, я поступил бы с ним так же, как с прочими, уладив дело открыткой с вежливым отказом. Но ульмское приглашение пришло не в какой-то там момент, а в особый, в такую пору, когда жилось мне необычайно трудно, когда кругом я видел одни только заботы, только тяжесть и уныние без просвета, когда всякая мысль об изменении, о перемене, о бегстве была мне отрадна. Поэтому я не написал той вежливой открытки, а прочел приглашение еще раз, теперь уже с забрезжившей мыслью, что ведь от Ульма-то до Блаубойрена рукой подать, и оставил его на письменном столе на день-другой. А потом принял приглашение, с единственным условием, чтобы вечер состоялся не среди холодной зимы, а осенью или весной. Ульмцы назначили его на начало ноября, и я согласился, впрочем не без той маленькой reservatio mentalis[15], с какой смотрю на всякое данное на далекое будущее обещание, не без тайного чувства: «Когда дойдет до дела, я ведь всегда могу отменить свое публичное выступление телеграммой».

Итак, была весна, до ноября было еще далеко, и я не очень-то много думал об этой договоренности. Хватало других мыслей и забот, более близких, более насущных, и если я и вспоминал об ульмской затее, то думал о ней скорее с некоторой досадой, что вот, мол, опять я дал втянуть себя в предприятие, в ценность которого сам не верил и которое в конце концов станет для меня тяжкой обязанностью. Певцам, виртуозам или актерам, чья профессия в том и состоит, чтоб выступать перед публикой, приходится мириться с этим обременительным порядком, их жизнь на полугодия и даже на целые годы вперед расписана по дням и часам, в их профессию входит также не зависеть от минутного настроения и демонстрировать свое искусство в любое время. Но для писателя, тихого, мало ездящего сельского жителя, кабинетного человека, мысль, что двенадцатого числа через месяц с лишним он непременно должен выступить перед публикой в том или ином городе, бывает порой ужасна. Ведь вполне можно как раз и заболеть в это время! Ведь вполне может случиться, что как раз тогда и настанет благоприятная для работы пора, что придет тот добрый час, которого так долго напрасно ждешь, – и в самый разгар работы надо будет все отложить на несколько дней, укладывать чемодан, изучать расписание поездов, ехать, спать на гостиничных кроватях в чужих городах и читать чужим людям свои стихи, стихи, с которыми ты сейчас, может быть, никак не связан, которые кажутся тебе отжившими свое и глупыми! Вот и приходится писателю горько расплачиваться, если он из тщеславия, корыстолюбия или любви к путешествиям дал соблазнить себя на публичное выступление.