Курортник

Я отдыхаю нынче от такого вот дня. Я знаю, что теперь могу ожидать пору затишья. Я знаю, как прекрасен мир, и что в эти часы он для меня бесконечно прекраснее, чем для всякого другого, что краски звучат слаще, воздух струится счастливее, свет парит нежнее. Я знаю и то, что за все это обязан платить днями, в которые жизнь нестерпима. Есть хорошие средства против хандры: пение, благочестие, распитие вина, музицирование, сочинение стихов, странствование. Этими средствами я и живу, как отшельник живет молитвой. Порой мне кажется, что одна чаша моих весов перевешивает, что хорошие часы случаются слишком редко и что недостаточно они хороши, чтобы тягаться с мрачными. А иной раз, наоборот, я полагаю, будто я преуспел, будто хороших часов стало больше, а скверных убавилось. Чего я отроду не желал, даже в недобрые часы, так это среднего состояния между хорошим и плохим, этакой половинчатой середины. Нет, лучше уж еще один крутой поворот и его преодоление, лучше уж более тягостное страдание, но зато и более лучистые минуты счастья!

Мало-помалу неудовольствие уходит, жизнь снова прекрасна, снова чудесно небо, а странствие исполнено смысла. В подобные дни возвращения меня охватывает чувство, похожее на выздоровление: усталость, хоть и сама боль прошла, покорность, лишенная горечи, благодарность без самоунижения. Мало-помалу кривая жизни вновь устремляется вверх. Ты снова поешь куплет из песни. Снова срываешь цветок. Снова беседуешь с прогулочной тростью. Ты все еще жив. Снова уцелел. И уцелеешь еще раз, а, может, еще многократно.

Было бы невозможно точно сказать, отражается ли это облачное, спокойно перемещающееся, многоструйное небо в моей душе, или же наоборот, читаю ли я по этому небу лишь отражение того, что происходит у меня внутри. Порой все это бывает так в высшей степени неопределенно! Бывают дни, когда я готов поклясться, что никто другой на земле не может наблюдать определенные переживания облаков и воздуха, определенное звучание красок, определенные ароматы и скачки́ влажности настолько чутко, точно и преданно, как я со своей старой, нервной восприимчивостью поэта и странника. А потом снова, как сегодня, я вдруг начинаю сомневаться, видел ли, слышал ли, учуял ли вообще хоть что-нибудь, или же все, что я ощущаю, всего лишь выплеснутая наружу картина моей внутренней жизни.

Красный дом

Красный дом, из твоего маленького сада и виноградника пахнет, по-моему, всем альпийским югом! Не раз проходил я мимо тебя, и, начиная с самого первого раза, трепетно напоминает мне моя страсть к путешествиям о своей полной противоположности; тут начинается игра с давними, многократно звучавшими мелодиями: вот бы иметь родину, домик в зеленом саду, кругом тишина, а внизу чуть поодаль деревня. В комнатке, в восточной ее части, стояла бы моя кровать, собственная кровать, в южной стороне комнатки – мой стол, и там же я бы повесил миниатюрную Мадонну, что как-то раз, во времена прежних поездок, купил в Брешии.

Как день между утром и вечером, точно так же между тягой к странствиям и жаждой родины протекает и время моей жизни. Быть может, когда-нибудь я дойду до того, что поездки и чужбина станут частью моей души, что их картинки поселятся там навек, и больше не будет нужды осуществлять их. Быть может, однажды доживу я до того, что родина будет у меня внутри, тогда конец заигрываниям с садами и красными домишками. Родина внутри!

Насколько другой была бы жизнь! В ней обозначалась бы середина, а из середины проистекали бы все силы.

Однако пока в моей жизни нет середины, вместо этого она трепетно парит среди верениц полюсов и их противоположностей. Влечение к дому тут, влечение к путешествиям там. Потребность в одиночестве и монастыре тут и тяга к любви и общности там! Я коллекционировал картины и книги и раздавал их. Я оберегал роскошь и порок и ушел от них к аскетизму и самобичеванию. Я доверчиво почитал жизнь как материю, а пришел к тому, что могу любить и принимать ее лишь как функцию.

Но не моя это задача – переделывать себя. То задача чудесных сил. Кто ищет чудо, кто манит его к себе, кто хочет ему помочь, от того оно лишь ускользает. Моя задача – парить средь обилия резких противоположностей да быть готовым к тому, что чудо меня настигнет. Моя задача – быть недовольным и страдать от неугомонности.