Курс N by E

Седьмого в 5.40 я сделал последние наблюдения для определения долготы. Согласно им мы находились на 53°33′15″ западной долготы.

В полдень следующего дня был хороший горизонт для вычислений по солнцу. Они показали 57°15′17″ северной широты.

А дальше мы плыли вслепую.

XXXVIII

8–9 июля. 4-й и 5-й день в океане

8 июля было холодно и ненастно. К ночи подул с северо-запада сильный ветер, по морю ходили опасные короткие высокие волны, все указывало на приближение бури. Чувствуя это, я, отправляясь на вахту, попросил зарифить грот. Но грот не зарифили.

По-прежнему шли под всеми парусами, сильно накренясь и подвергаясь беспорядочным толчкам волн. Бот то зарывался носом в воду, то высоко вздымал его к облакам, и тогда вода двумя потоками сливалась с бортов, а брызги били шрапнелью в тугие, как барабан, паруса, сухие под градом брызг, и ни одна капля воды даже не коснулась палубы. Никакой опасности, ни малейшей!

Однако легко было представить себе ужасную картину, как кто-то из нас, находясь ночью один на палубе, пока двое остальных спят внизу в закрытой каюте, станет закреплять отвязавшийся конец или подтягивать парус и невзначай поскользнется или потеряет равновесие. Тогда в этом дьявольском хоре волн и ветра никто не различит его слабого вскрика. Кто-то предложил, чтобы рулевой обвязывался веревкой. Однажды мы испробовали этот способ, а потом отказались. Рисковать было легче. Мы приладили на носу и на корме постоянные леера, и они оставались там во время всего плавания. Часто по контрасту с почти полной беззаботностью, с какой я обычно передвигался по узкой палубе, мне казалось, будто бы мы живем, балансируя между двумя бесконечными пространствами — под и над нами, огражденные от бездны поручнями из каната.

2 часа утра, на вахте стоит шкипер. Ветер зюйд-ост. Грот с двумя взятыми рифами. Но уже час спустя мы идем под стакселем — крепкий ветер и сильное волнение.

Рассвело. Ветер все еще сильный, но худшее уже позади. В 5.30 утра снова поставили зарифленный грот. Нас сносит ветром, и мы медленно продвигаемся. После полудня поставили кливер. Ветер, превратившись в легкий попутный, утих. Но море продолжало волноваться, Оно старалось сохранить разбег. Так полуугрозой, полунадеждой окончилось 9 июля — наш пятый день в открытом море.

XXXIX

Четверг, 10 июля

6-й день в океане

Теперь ветер дул с юга и был совсем слабым. Мы поставили спиннакер. Но на нас ополчилось море: толчея закончилась и образовавшийся водяной вал равномерно набегал с северо-востока. Затем начался шторм. Большой спиннакер раздувался на ветру, как нижняя юбка какой-нибудь старой девы. Он взлетал и бился, натягивая тонкий шкот. Треснул ус гика; но ничего, он все еще держался.

В десять утра мы его убрали. К полудню ветер значительно посвежел, но мы все еще плыли и притом под всеми основными парусами.

На вахте шкипер. Скорость ветра — 40 миль или больше. Мы на всех парусах делаем 5–6 узлов.

Затем волны приходят в бешенство, а ветер переходит в штормовой. Бот ныряет в самую глубь, но выныривает. Как красиво! И разорванная волна потоками окатывает палубу.

6-7 узлов. Все еще на плаву. Не слишком ли долго?

Внезапно наступает момент, когда нам остается срочно сделать только одно — лечь в дрейф. Привязавшись к цепям, помощник по пояс в зеленой воде — его то выбрасывает, то вновь окунает — закрепляет гик. Грот сопротивляется нам, как взбесившееся животное. Четыре тысячи фунтов ярости против тридцати наших пальцев! Но мы отвоевываем у грота дюйм за дюймом, и в конце концов нам удается закрепить его.

* * *

Каюта маленького бота, дрейфующего во время шторма в открытом море. Вся команда внизу. Полнейший хаос и неразбериха, мокро и холодно. Люк закрыт. Полумрак. Шкипер и помощник втиснулись в свои наклоненные койки, кок, скорчившись на полу, поперек каюты, читает вслух «Энн Веронику»[21].

XL

Продолжение «Энн Вероники»

Продолжение шторма

Топить углем печь на море во время шторма! Помилуй бог того, кто на это отважится. Не успел я разжечь ее, как — ффу-у! Из открытой дверцы повалил дым, из всех щелей ударило пламя, словно из паяльной лампы. Наконец печь задуло. И вот я, задыхаясь, стою на лесенке и сверху, сквозь палубу, на меня сочится вода.

Начинаю снова: руками выгребаю уголь и растопку, закладываю еще больше газет, настругав лучин из мягкого соснового поленца, добавляю их туда, кладу сверху отборнейшие сухие и легкие дрова, решив на этот раз обойтись без угля, выливаю четверть чашки керосина и разжигаю печь.

Уу-у! Как заревело! Затем внезапно все, что скопилось в печи — пламя, дым, сажа, — разом извергается в каюту, словно из пасти дракона. Дым, слезоточивый газ и огонь вместе обрушивались на человека, ввергая его, полузадушенного, в немое отчаяние.