Курс N by E

К носу и корме бота, к верхушке мачты привязывают канаты и крепят их к моторным лодкам. Начинают тянуть. Лодки тянут, канаты напрягаются, но бот не двигается. Зеленая вода взбивается в белую пену. Еще раз и еще. Раскачивают бот за верхушку мачты. И вдруг он начинает двигаться. Полный ход вперед! Бот скользит. Тяните не останавливаясь, тяните все!

Как будто со вздохом — «Ну что ж, раз уж я должен опять жить» — «Дирекшн» ослабляет свою схватку со смертью и соскальзывает с уступа скалы.

Бот на плаву!

XVIII

Прощай, «Дирекшн»!

Еле отбуксировали в Готхоб с трудом державшийся на плаву, осевший в воду по самую палубу разбитый бот. Там его пришвартовали у берега, прождали почти до полуночи наступления прилива и тогда вытащили на сушу. Корпус бота, с которого стекала вода, медленно пополз по слипу; наклонился на левый бок и, наконец, сильно накренившись, остановился высоко на берегу.

Красное солнце освещало блестящий мокрый бот, из разошедшихся швов которого сочилась вода, как капли крови. Так, повернув свой изодранный бок к небу, открытый солнцу, дождю и снегу и вьющим гнезда птицам, если какая-нибудь птица соблазнится им, лежал «Дирекшн». И таким мы его оставляем.

ЧАСТЬ III

I

Готхоб. Конец июля

До полуночи остается только час или два, я сижу на холме над маленьким поселком Готхоб. Солнце почти село, и его пурпурный свет лежит на земле.

Я смотрю вперед на покрытые травой невысокие холмы, на обрывистые горы, возвышающиеся за моей спиной; смотрю на спокойную воду фиорда, на далекие вершины, резко выделяющиеся на огненном небе. Тихий вечер, очень тихий! Красота его так захватывающа, что трудно переносить ее в одиночестве. А из поселка доносится смех и танцевальная музыка, играют на аккордеоне.

Спускаюсь вниз, в деревню, и иду в плотницкую мастерскую, где танцуют. Помещение до отказа набито народом. Девушки, одетые в свои лучшие платья, стоят в ряд. На них яркие вязаные шапочки, широкие вышитые бусами воротники, кофточки пестрой расцветки, шелковые пояса, короткие штаны из тюленьей кожи и сапоги цвета киновари, отделанные выше колена черной полосой из собачьей шкуры и вышитым полотняным верхом. Я выбираю девушку и пересекаю комнату, направляясь к ней. Она смеется и дает себя обнять. Мы обхватываем друг друга руками и танцуем. Вот под какую музыку мы танцуем.

Четыре шага вперед, четыре шага назад; кругом, кругом, кругом, кругом. И как легко она танцует! Мы крепко обнимаем друг друга. Она сильна, гибка, молода и очень красива, как могут быть красивы гренландские девушки. Вдруг моя партнерша становится мне очень дорога. Я хочу сказать ей об этом и не могу. Хочу уйти с ней, уединиться в холмах, лечь с ней на траву в укромном месте. Мы бы лежали там и смотрели вверх, на небо.

— Подумай, — сказал бы я, — на всем свете только ты да я!

Она прижалась бы ко мне, и каждый бы чувствовал биение сердца другого. Как бы мы любили друг друга!

— Никогда, — может быть, сказал бы я, — никого я так сильно не любил!

Но вот танец окончился, а я не открылся ей: как я мог? Вскоре я ушел, опечаленный, домой.

Дома сразу лег спать. Но через открытые окна, лежа в сумерках без сна, слышал смеющиеся голоса влюбленных.

«Что за вздор! — думал я. — Придет какой-нибудь матрос, ущипнет ее за ногу, и они отправятся на холм».

Натянув на глаза и уши перину, как бы закутавшись в фальшивый мрак своего неверия, я наконец уснул.

Вот так, чтобы сохранить остаток гордости при унизительном сознании нашей неспособности любить, мы придумали ложь, что романтика — привилегия культурного человека.

II

Кнуд Расмуссен

Северная Гренландия

Жил-был охотник на тюленей, жена которого была так хороша, что ветер забывал дуть там, где она находилась. Поэтому перед ее жилищем море всегда было спокойно. Когда муж возвращался с охоты на тюленей и видел на море мельчайшую рябь, он знал, что жена его в палатке. Но если жена находилась на берегу, то как бы ни дул ветер в других местах, возле нее море было как зеркало.

Однажды, как обычно, муж уехал. Он заплыл на каяке очень далеко и вернулся домой только к вечеру. Увидев, что на берег накатываются большие волны, он сразу понял — жены нет дома. Он высадился и вошел в палатку. Палатка была пуста, жены в ней не было, но одежда ее была на месте. Муж недоумевал, куда она могла уйти. Он свернул палатку, спустил каяк на воду и стал грести вдоль берега. Проплыв довольно большое расстояние, он увидел палатку, из которой как раз вышел рослый мужчина с длинными волосами, завязанными узлом на затылке.

Охотник окликнул этого человека и спросил, не проходила ли здесь лодка.

И тот ответил:

— Вчера прошла лодка, плывшая с юга.

Тогда муж спросил:

— Можно ли здесь найти кого-нибудь, кто бы помог мне грести?

Рослый мужчина ответил, что может привести ему мальчика-сироту, а пока что пригласил охотника пристать к берегу, поесть вкусного рагу из кислой капусты с подгнившей печенкой. Охотник вошел в дом этого человека, наскоро поел рагу и вместе с сиротой тотчас же отправился в путь.