Потеря личного имущества на несколько сот долларов, запротоколированная судом адмиралтейства, рассматривавшим дело о кораблекрушении, несомненно содействовала тому полному освобождению души, к которому звали меня эти дикие места. Только тот, кто из-за кораблекрушения, опьянения или по воле другого случая понес такую потерю, вкусил свободу. А в мире, склонном обживать дикие места и устранять случайности из нашего опыта, мы по праву цепляемся за старинную, благородную, благодетельную привилегию человека — иногда напиваться пьяным.
И так вот я, освобожденный благословенной катастрофой от заключения на боте, дочиста лишенный собственности, раздетый, скитаюсь по щедрой земле безвестным чужим бродягой с побережья. И если эти страницы не украшены приключениями с кровопролитиями и безудержным развратом, то это не потому, что я старался скрыть правду. Бесспорно, что, обладая полнейшей свободой вести себя как угодно, большинство из нас по самой своей природе ведет себя прилично.
После нескольких дней пребывания в Готхобе я узнал, что некоторые вещи и продукты, которые во время общей раздачи спасенного имущества в Караяке я оставил для себя лично, каким-то образом оказались у жителей Нарсака. Чтобы расследовать это дело, а также чтобы расплатиться по некоторым обязательствам, я решил сопровождать управляющего колонией Симони в его поездке туда. Мы вместе устроили совещание с начальником торгового пункта Хольмом.
— Они говорят, — начал Хольм, — что вы должны за платить им за работу по спасению бота.
При этих словах все рассмеялись, так как хорошо было известно, что мы раздали им целое состояние.
— Отлично, — сказал я, — что если я заплачу им по кроне каждому?
— Это очень щедрая плата, — сказал начальник торгового пункта.
И я передал ему двадцать две кроны.
— Человек, которого вы встретили первым, — продолжал начальник торгового пункта, — нес ваш мешок до Нарсака, он говорит, что вы обещали ему заплатить.
Но при раздаче я выделил его особо и подарил ему ряд своих вещей. Я считал, что он получил вполне достаточное вознаграждение. Однако подарки это одно, а плата по договору — другое. Я понимал разницу, довод был правилен. Пять крон ему. Элеазар Пульсен, так его звали, был в восторге.
Мне отчаянно хотелось достать пару сапог из тюленьей кожи, какие носят местные жители, потому что я все еще ходил в своих тяжелых резиновых сапогах, а ботинок у меня не было. Но даже гренландцам с трудом удается обзаводиться обувью: тюленьих шкур не хватает. Элеазару сообщили, что мне нужны сапоги. Он вышел и вскоре вернулся с отличной новой парой только что сшитых для него женой сапог. Он дал их мне и отказался отплаты.
Затем начальник торгового пункта послал за наиболее уважаемыми людьми поселка и сказал им, что, как стало известно, у гренландцев в домах находятся некоторые вещи, которых им не дарили.
— Все, что у них есть из вещей с разбившегося бота, будет представлено, — сказал старейшина.
Через несколько минут изо всех домов стали выходить люди, нагруженные бывшим нашим имуществом, и разложили все в длинный ряд на траве. Я выбрал из этих вещей те, которые мне были сейчас нужны, и разделил их на две кучки: в одной находились предметы, которых мы не дарили, в другой — подаренные.
— В первой кучке, — сказал я, — мои вещи. Во второй — ваши, так как они вам были подарены. Я предлагаю продать их мне.
Затем я назвал цену каждого предмета. Мои слова переводили старейшине, а он передавал их своему избирателю, владельцу вещи. Мои предложения были одобрены. Я заплатил назначенные цены, и среди общего веселья большое количество оставшихся вещей отнесли обратно по домам.
Они рассуждают сейчас, пользуясь простой и правильной детской логикой. Но когда-нибудь, как во всем мире, у них будут, помоги им бог, законы и политика! Тогда они узнают, что брать чужие вещи — значит красть, а получение подарков требует от получившего благодарности.
Сермалик по-эскимосски значит ледниковый залив. Это название носят многие гренландские фиорды. На берегу того Сермалик-фиорда, который врезается в пустынную береговую полосу в сорока пяти милях к югу от Готхоба, стоит моя палатка. Здесь я проживу неделю. Я пишу этюды в окрестностях, таская свои холсты по холмам или отправляясь в более отдаленные места на гребной лодке.