Курс на Юг

Серёжу замутило – похоже, удар по голове не прошёл даром. Сквозь туман он слышал шлепки вёсел, испанские голоса, радостную матерщину, которой старшина встретил спасителей. Крепкие руки подхватили его, вытащили из воды, бесцеремонно, словно куль с мукой, перевалили через планширь. Рёбра хрустнули, острая боль пронзила бок – и он снова провалился в беспамятство.

– Что, командора Ривероса нашли?

– Никак нет, вашсокобро… виноват, вашсокопревосходитство! Говорят, убило его осколком в самом начале боя.

Повалишин усмехнулся. Старшина, один из тех, кто вызвался с ним в эту южноамериканскую авантюру, никак не мог привыкнуть, что командир теперь не скромный капитан второго ранга, а полный адмирал.

Впрочем, на таких орлов грех обижаться.

– Обшарьте ещё раз «Кохрейн». Тело-то должно было куда-то деться?

– Так уж искали! Только всё понапрасну – на палубе всё в огне, сущее пекло!

– Тушить. – коротко распорядился Иван Фёдорович.

– Тушим, вашсокопревосходитство, да только рук не хватает, а пленные чилийцы, не шибко-то рвутся помогать.

– А в рыло пробовали?

– Тем и спасаемся. Которые особо упрямые – посулили, что покидаем за борт. Подействовало.

Повалишин навёл трубу на «Бланко Энкалада» Там дела были плохи: чилийский броненосец лежит на боку, а от «Лоа» на поверхности видна только крыша каземата, и по ней гуляют волны. «Манко Капак» и «Атауальпа» уже подошли, спустили шлюпки и вылавливают из воды людей, снимают обречённых кораблей команды.

…вырвавшийся вперёд «Лоа» на всех своих одиннадцати узлах ударил в борт «Бланко Энкалада», и тут же корму броненосного тарана разворотил взрыв. «Паровой котёл, – понял Повалишин, – то ли не выдержал страшного перенапряжения и сотрясения при таране, то ли чилийцы напоследок ухитрились всадить в машинное отделение тот самый «золотой снаряд», разом покончивший с ветхим перуанским ветераном. Но и чилийскому броненосцу хватило с лихвой: кустарный таран «Лоа» оставил в его борту пробоину шириной с ворота амбара. Он сразу осел и накренился, а подошедшие мониторы стали с дистанции в половину кабельтова заколачивать в гибнущего левиафана бомбу за бомбой.

Здесь всё было кончено, и Повалишин скомандовал ворочать влево, обходя место схватки по дуге. Он собрался, было, атаковать «Адмиранте Кохрейн», но увидав, что на его корме полощется белый флаг, приказал сбросить ход и на трёх узлах подвёл «Манко Капак» к борту броненосца. Русская эскадра прекратила огонь и дымила в отдалении, и Повалишин приказал поднять флажный сигнал: «Веду спасательные работы». Избитый, осевший в воду по самые пушечные порты, пылающий от носа до кормы «Кохрейн» зацепили на буксир и поволокли к берегу. Пока броненосец не затонул, его следовало оттащить на мелководье – перуанцам пригодится и такой трофей, учитывая плачевное состояние их собственного флота.

– Позвольте поздравить с победой, сеньор адмирал!

Перед Повалишиным вытянулся в струнку перуанский офицер, его новый адъютант. Белоснежное сукно щеголеватого мундира запятнано пороховой и угольной гарью, но держится бодро – вон, какая улыбка, во все тридцать два зуба…

Иван Фёдорович хотел, было, осадить ретивого подчинённого – «мол, пока это только одна победа!» – но вдруг сообразил, что юнец-то кругом прав. Чилийская эскадра, блокировавшая Кальяо, перестала существовать; войскам, успевшим высадиться на берег, придётся теперь либо сложить оружие, либо или героически, но бессмысленно погибнуть – без поддержки с моря ничего другого им не остаётся. Да и Антофагаста теперь долго не продержится, после чего Сантьяго, несомненно, запросит мира – на условиях победителей.

Он снял фуражку и трижды перекрестился, по православному, справа налево. Адъютант, удивлённый таким порывом, последовал примеру начальства – на свой, католический манер.

– Вы совершенно правы, мой друг. – Повалишин водрузил фуражку обратно на голову. – Мы с вами только что закончили эту нелепую войну. И, надеюсь, вы не забудете, кому мы этим обязаны.

По показал сложенной трубой на дымящие вдалеке корабли, под гафелями которых полоскались белые, с голубыми крестами полотнища.

– Не забуду, сеньор адмирал! – голос офицера торжественно звенел. – Клянусь Святой Марией Гвадалупской, пока жив – не забуду!

– Чилийские корветы уходят! – подал голос сигнальщик. – С «Уньона» спрашивают позволения преследовать!

Повалишин поднял к глазам подзорную трубу. «Магальянес» и «Чакабуко», предусмотрительно державшиеся в стороне от боя, спешно уходили на зюйд. А за ними, из-за горизонта торчали мачты и стлался дым из труб «Рэйли» и «Мьютайна». Британцы решили не дожидаться финала трагедии.

– Пиши: «Преследование запрещаю». Пусть проваливают… ко всем чер… хм… с миром.

«…Господь свидетель – а ведь мы действительно победили!..»

XV

«Berliner Börsen-Courier», Берлин

…февраля 1890 г.

«Война за гуано закончена?