Курская дуга

Впереди мелькнули какие-то тени. «Немцы! Окружают…» Есет метнул гранату, потом бросил противотанковую. С высот загремела артиллерия. Точный заградительный огонь помешал гитлеровцам атаковать воронку.

«Спасибо вам, артиллеристы!» Мысль работала лихорадочно. Есет понимал, что его участь решают смелость и быстрота. «Полосу обстрела надо преодолеть стремительно!» Он вскочил. Упал. Пополз. Снова вскочил и, лавируя между разрывами, побежал в ту сторону, где находились проходы в проволочных заграждениях. Его оглушил грохот. Вокруг бешено плясал огонь.

«Укрыться! Передохнуть!» И он прыгнул в воронку.

Кто-то, навалившись на Есета, подмял его под себя.

«Умирать, так с громом!» Байкодамов попытался встряхнуть гранату. Но противник крепко держал его за руки. Секунду они лежали неподвижно. От гитлеровца несло водочным перегаром и едким потом. Изловчившись, он заставил Есета разжать кулак, — граната легла на рыхлую землю. Но Байкодамов уловил момент и нанес фашисту удар головой. Они кубарем скатились вниз. Борьба на дне воронки возобновилась с ожесточением.

Свиваясь в клубок, они катались в грязи. Фашисту удалось схватить Есета за горло. Байкодамов задыхался. «Нет… не сдамся!» Последним усилием он освободил руку и ударил гитлеровца кинжалом в живот. Фашист захрипел. Пальцы, которые давили Есету горло, ослабли и разжались. Он едва успел вздохнуть полной грудью, как в воронку скатились гитлеровцы. Есет заметил, что их несколько и, прильнув ко дну воронки, притворился мертвым.

Наткнувшись на Есета, один из фашистов испуганно вскрикнул, затем что-то сказал своим. Есет почувствовал сильный удар под ребро, — вероятно, прикладом автомата. Кто-то с силой тряхнул его за ворот.

Где-то рядом щелкнули выстрелы. «Наши спешат!» — мелькнула радостная мысль. И тотчас сильный удар чем-то твердым по голове и острая туманящая сознание боль в ухе. Есет изо всех сил сжал зубы. «Только не крикнуть, только не застонать, не шевельнуться!»

Есет лежал неподвижно. По лицу ползло что-то липкое, густое. Фашистов в воронке, по-видимому, уже не было. Есет осторожным движением подтянул руку и ощупал ухо: пальцы наткнулись на мокрый обрубок. Есет подумал, что следовало бы перевязать обрубленное ухо, но руки почти не слушались его. Обрывками сознания он понимал, что фашист, видимо, хотел ударить кинжалом по голове, но кинжал соскользнул и только отсек ему ухо. Видимо, фашисты торопились. А что, если они возвратятся в эту воронку?

С каждой минутой Байкодамов все больше слабел. Его лихорадило. К горлу подступала тошнота. Усилием воли он заставил себя ползти наверх. Руки нащупали траву… И Есет увидел, как из дверей горящего дома выскочил дворник с черными усиками, в белом фартуке с начищенной бляхой. В его руках, словно пропеллер, крутилась страшная метла. Она разваливала заводские трубы, крыши домов, купола церквей. Со всех сторон в Есета летели кирпичи, бетонные глыбы. Они гремели и высекали в воздухе искры. «Как я раньше не заметил, что Гитлер переоделся дворником?» Есет одной рукой поднял легкий, как гриб, купол собора и погнался за Гитлером. Он хотел накрыть его железным куполом, но все не удавалось. Гитлер прыгал, как игрушечный чертик на резинке.

Есет очнулся в землянке. Он узнал Синенко, Корениху, Прохорова. Они сидели возле него на соломе. Кто-то чужой, весь в белом, держал в руке шприц.

— Где дворник? — спросил Есет и сам удивился глупому вопросу.

— Он бредит.

— Нет, Остап Корнеевич… я все понимаю… расскажу, как это было… Я не сдался… в плен…

— Успокойся, не надо волноваться, Есетик.

Байкодамов всматривается в лицо Коренихи, оно то выплывает из тумана, то исчезает…

Есет уверен, что ему снится сон. Он лежит в палатке. Девушка в белом халате меняет воду в снарядной гильзе, ставит на тумбочку букет ромашек.

Есет не может приподнять голову. Повязка мешает ему следить за санитаркой. Вот девушка куда-то исчезает, и перед глазами мелькает рукоятка щетки. Это раздражает его.

«Неужели снова бред? Где я? Что я?» — Он жмурится и, когда открывает глаза, видит: откидывается брезентовый полог, и в палатку вплывает облако халатов.

Среди незнакомых людей Байкодамов не сразу узнает генерала Курбатова и майора из редакции. Есет недавно беседовал с этим корреспондентом. Кто-то из разведчиков говорил, что это фронтовой поэт. «Как же его фамилия? Солонько!»

Генерал подходит к постели и, обращаясь к Байкодамову, что-то говорит. Голос Курбатова словно в вате, но все-таки Есет расслышал слово «мужество»…

«Это не сон, явь! Меня не забыли… Ко мне пришли… Я еще выздоровею, вернусь в строй!» Есет устает от радостного волнения и закрывает глаза.

14

Возвратившись из медсанбата, Курбатов обошел штабные отделы. Всюду он заметил порядок и организованность. Накануне битвы штабные офицеры деловито готовились к предстоящим операциям.

Особо важных новостей не было. На фронте стояла все та же напряженно-суровая тишина. Спустившись в блиндаж, Павел Филиппович велел ординарцу принести обед и разыскать часовщика — пожилого солдата из комендантской роты. И когда тот явился, комкор сказал: