Курская дуга

Вспыхивают, рассыпаются над рощами ракеты. Сухими ветками висит в небе свинцовый дымок. Вдоль линии фронта взлетают огненные шары: то густо-красные, то бледно-желтые. Их отблеск скользит по гребням укрепленных высоток и тает в низинах. Теперь Есет видит только одно молчаливое поле, освещенное вспышками света. Он насторожен, он плотно прильнул к земле, весь превратился в слух.

В наступившей темноте кто-то кладет ему на голову руку. Есет привык к этому условному сигналу, он быстро ползет по-пластунски вперед.

Еще секунда — и засвистят ракеты. Байкодамов ныряет в черную ямину, за ним скатываются на дно воронки Корениха и Абашидзе. Есет, чуть приподняв голову, искоса смотрит в небо, там уже сверкают предательские каскады огней.

«Может быть, заметили нас?» — мелькает у Есета мысль.

Но гитлеровцы не открывают огня. Над воронкой плывут дымки ракет, небо темнеет.

Байкодамов первым вылезает из воронки и, как ловкая ящерица, ползет к немецкой траншее. Разведчикам везет. До взлета ракет они все успевают залечь в укрытии.

Неожиданно откуда-то из-за бугра к ним долетают слабые звуки губной гармоники, глухие разговоры немцев. Потом все смолкает.

Разведчики осторожно пробираются по траншее. Есет замечает обвалы, под ногами попадаются бревна, расколотые доски, щепа. Совсем недавно здесь бушевала сильная артиллерийская гроза, и противник оставил траншею.

«Если бы гитлеровцы не собирались наступать, они бы заново все укрепили, навели порядок, — думает Байкодамов. И сейчас же им овладевает тревожная мысль: — Много побочных ходов сообщения, траншея изрезана ими, мы словно в сетях, как бы не сбиться, не потерять направление».

Но вскоре Есет убеждается, что тревога его напрасна. Недаром лейтенант Синенко дни и ночи проводил на НП. Брагонин с Коренихой не спускали глаз с лабиринта вражеских траншей. Все пригодилось! Гвардейцы продвигаются скрыто, уверенно.

И совсем не страшен ослепительный свет, наоборот: ракеты помогают командиру разведки ориентироваться в логове врага.

Лейтенант Синенко подает условный сигнал, и разведчики, пригнувшись, сворачивают влево, идут по ходу сообщения. Вдали при свете ракет из ночного мрака выступает гряда высот, покрытая травой и кустарником.

«Там наши… Мы атакуем дзот с тыла». И Есет крепче сжимает кинжал. На фоне освещенного неба разведчик видит небольшой бугор, это — дзот.

Вблизи кто-то чихает. Синенко пропускает вперед Байкодамова, жмет ему руку. Это сейчас означает: «Сними часового, действуй!»

Есет слышит шаги часового. Вот гитлеровец с минуту стоит неподвижно, потом топчется на месте. Наконец он садится, спускает ноги в ход сообщения.

Есет уже готов прыгнуть, но, затаив дыхание, замирает. Скрипит дверца. Из дзота показывается чья-то рука. Звучит выстрел, дверца захлопывается.

Часовой следит за взлетом ракеты, постукивает каблуками. Вот гаснет свет. Байкодамов наносит рассчитанный беззвучный удар — и фашист падает ничком, не издав ни звука.

Синенко с Коренихой тихо подходят к дзоту и, притаившись у входа, ждут. Снова скрипит дверца. Но выстрелить из ракетницы гитлеровец не успевает. Синенко хватает его за руку. Рывок! И ракетчик вылетает из дзота.

Брагонин с Абашидзе начеку. Они подхватывают гитлеровца, связывают ему руки и уводят пленного в траншею.

Всполошился гарнизон дзота. С криком соскакивают с нар фашисты.

— Пропадай, змеиное гнездо! — И Синенко бросает в дзот противотанковую гранату.

Едва отгремел взрыв, как взвились ракеты и осветили всю местность. Из оврагов ударили батареи шестиствольных минометов. Противник массированным огнем старался отрезать разведчикам пути отхода. С треском рвались тяжелые мины. Взлетал вихрь огня, свистели осколки. Разведчики быстро отходили по траншее. К ней по ходам сообщений уже спешили гитлеровцы и строчили из автоматов.

Жигалко был ранен, он терял силы. Есет кинжалом разрезал рукав гимнастерки и выше локтя перевязал товарищу рану.

— Помоги ему, Прохоров… Я прикрою!

За гребнем траншеи Байкодамов услышал топот ног и сейчас же метнул туда гранату. Вблизи ослепительно рванулось пламя. Послышались крики и стоны.

«Попал!» И тут он почувствовал ожог. Пуля оцарапала щеку. Он пополз по ходу сообщения. «Неужели отрезан?» Холодная дрожь пробежала по его спине. Подобное чувство он уже когда-то испытывал. И Есет вспомнил, как весной на Волге, будучи еще мальчиком, он прыгнул на льдину, и она закачалась под ногами и понесла его по волнам. «А все-таки я тогда не растерялся!»

Байкодамов проверил автомат и обнаружил, что он забит песком. «Это все неловкое движение… близко просвистела пуля…» Теперь он надеялся только на кинжал и гранаты. «Только не плен. Лучше смерть! — твердо решил Есет. — Надо пробиться к своим!..»

«Пробиться!» — повторял он про себя. Пробираясь по ходу сообщения, он благополучно достиг глубокой воронки и, укрывшись в ней, осмотрелся. На нейтральной полосе бушевал минометный огонь. Байкодамов выбирал удобный момент для броска. Но противник, как назло, медлил с переносом огня.

В ритме обстрела не было паузы.