Курская дуга

«Недавно со мной произошел такой случай, — уже в третий раз перечитывает он одни и те же строчки, — меня чуть не съели волки. Не улыбайся, Есет, это не шутка! Мама сильно болела, и вот я поехала в село покупать продукты. В метель, с тяжелой ношей я возвращалась на станцию. Мне показалось, что между сугробами мелькают какие-то зеленые светлячки. Я удивилась и ускорила шаг. Светлячки приближались. В поле темнело. Я осмотрелась. Вижу, вокруг, словно свечи, мерцают уже зеленые огоньки. Совсем неожиданно вспыхнули яркие фары, и зеленые огоньки исчезли. Грузовая машина шла на станцию. Меня подобрали. В кузове, когда я рассказала о том, что видела, женщины ахнули:

— Тебя, дочка, звери могли растерзать.

— Это ж волчья стая!

И тогда я испугалась».

«Бедная Зойка…» — Есет кладет на колени письмо, смотрит на тлеющий закат.

Вдали взлетает вражеская ракета. И брызги зеленых огней кажутся Байкодамову волчьими глазами.

Он перелистывает страницы письма, находит то место, где Зойка пишет о нем:

«Когда в школе узнали, что ты награжден орденом Красной Звезды, то все обрадовались и решили на комсомольском собрании прочесть твои письма к товарищам. Это был незабываемый вечер. Ты так хорошо описал подвиги прославленных разведчиков Синенко, Брагонина, Коренихи, все слушали с большим вниманием. А когда Ленька читал о том, как пробираются разведчики через линию фронта и как они действуют в тылу врага, многие плакали. Есет! Наша комсомольская организация гордится тобой. Ты — герой, не боишься никаких трудностей. Мы будем равняться на тебя!»

«Нет, Зойка, я далеко не герой, равняться на меня не следует…» — качает головой Байкодамов. На душе у него осадок горечи, чувство неудовлетворенности и тревоги.

Четыре вылазки кончились неудачно. Разведчикам не помогла ни дымовая завеса, ни смелый бросок через колючую проволоку с помощью плащ-палаток, ни внезапный налет на пулеметное гнездо. Не смогли они бесшумно проделать проходы в проволочных заграждениях. Едва потемнеют овраги и гряду высот окутают сумерки, противник устраивает засады, усиленно освещает местность ракетами. Малейший шорох, подозрительный куст в нейтральной зоне вызывают огневые налеты.

— Разведка — это терпение, — ободряя гвардейцев, часто говорит лейтенант Синенко.

«Все это правильно, — про себя рассуждает Байкодамов. — Но только и терпению приходит конец. Стыдно после ночных поисков возвращаться с пустыми руками».

Похудел и осунулся Брагонин. У Коренихи под глазами появилась синева. Не играет Солбиев с Прохоровым в домино… Забыты шахматы. Хмурый Абашидзе точит кинжал и тянет без конца одну и ту же песню.

— О чем поешь?

— Понимаешь… на Кавказе молодая лошадка бегает по горам…

— И долго она будет бегать?

— Пока «языка» не поймаю, — не глядя на Байкодамова, отвечает Абашидзе. И снова поет и точит.

Байкодамов слышит, как скрипят деревянные ступеньки. Не оборачиваясь, он знает — это поднимается Корениха, а за ним не идет, а взлетает по лесенке бывший матрос торгового флота — Жигалко.

— Ты что, Есет-кисет, нос повесил?

— Я? Нет… А вам, Остап Корнеевич, привет от комсомольцев.

— Привет? — удивляется Корениха. — От каких комсомольцев?

— Я написал о вас своим школьным друзьям…

— Наверное, так расписал, дай боже!

— Разведчик Корениха скользит, как легкая тень. Он невидимка!

— Ты брось, Жигалко…

— Остап Корнеевич, так о вас в газете было сказано.