Курская дуга

— Ну-ка, давайте, — Комкор поправил пенсне, прочел телеграмму. — Командующий фронтом генерал армии Рокоссовский приказал упредить противника огнем. В два часа двадцать минут мы начнем мощную артиллерийскую контрподготовку. Она будет продолжаться час двадцать минут, — торжественно произнес Курбатов. Он помолчал и добавил: — Лука Фомич, поднимите войска по сигналу боевой тревоги!

Перед самым началом артиллерийского нападения Курбатов вышел из блиндажа. В сыром воздухе тускло блестели редкие звезды. Ни единого звука не доносили порывы ветра. На высотах под Курском войска бесшумно приготовились к бою.

Павел Филиппович взглянул на зеленоватые стрелки часов. «Через тридцать секунд по всем проводам и радиостанциям зазвучит условное слово: «Гроза!» Он прислушался. Тяжелый гул быстро приближался к линии фронта. «Это наши самолеты. Летите, соколы, летите». И в эту секунду он услышал звонкую команду артиллеристов:

— Гроза, огонь!

Курбатов почувствовал, как за спиной вздрогнул воздух и под ногами заходила земля. Вдоль фронта взметнулось пламя, и, словно полоса зари, прорезало мрак. Над полями и перелесками прокатился грохот. Черную гряду облаков и порохового дыма пробили раскаленные стрелы гвардейских минометов — «катюш». Курбатов постоял, окинул взглядом охваченные огнем высотки, пошел в блиндаж.

Навстречу поспешил Черников.

— В эфире бьют тревогу гитлеровские радиостанции: «Огонь русских огромной силы!», «Бешеный огонь!», «Шквальный огонь!», «216-й штурмовой дивизион потерял 12 орудий», «Склад с боеприпасами взлетел на воздух», — Черников усмехнулся. — Гитлеровцы вопят: «Вступили русские «катюши»! Торопитесь с прикрытием! Немедленно!!!»

— Приятные радиовопли, Лука Фомич!

— Громить, так громить!

Великая битва под Курском началась.

15

Курбатов находился на корпусном наблюдательном пункте. Северный ветер продувал овраги, рассеивал на высотках дымку тумана. Дождь покапал и перестал. Хмурое утро постепенно светлело.

Атака гитлеровцев запоздала. Только в половине шестого после тридцатиминутной артиллерийской подготовки загудели юнкерсы, и четыреста танков волнами покатились к железнодорожной станции Малоархангельск и к деревне Подсоборовка. В то же время под Красной Слободой и Кривцовом появилось двести фашистских танков. На деревеньку Панская повела атаку эсэсовская мотодивизия и 656-й полк самоходных орудий «фердинанд».

Пятьдесят минут на правом фланге грохотала артиллерийская канонада. От бомбежки вздрагивала земля и в блиндаже поскрипывало бревенчатое перекрытие. Павел Филиппович сдул песок с карты и, обозначая черными ромбиками танковые колонны врага, с тревогой подумал: «Удар в стык наших соединений».

Комкор надел наушники. «Днепр» вызывал «Волгу». «Вега» переходила на прием. Ругались гитлеровцы, требовали огневой поддержки. Кто-то почтительно спрашивал: «Господин барон, где мы получим пополнение?» Последовал ответ: «В Курске, 12 июля». «И так уверенно! Нет, шалишь, господин барон, шалишь…» Курбатов поправил наушники, прислушался. Но рация гитлеровцев прекратила работу. Словно над самым ухом, комкор услыхал знакомый голос командующего воздушной армии: «Вернитесь, соколы, сделайте еще заход!» И громкое: «Іване, скажена ти душа, де ти? Я обшукав і небо й землю». Комкор усмехнулся. Неожиданно в наушники ворвалось тревожное: «Березка, что с тобой? Спикируй, сорви пламя!»

«Подрубили березку под корень… — Павел Филиппович нахмурил брови, снял наушники и протянул: — Н-да-а…»

Пронзительный свист приближался к земле. «Сбит!» Комкор подошел к наблюдательным приборам.

Истребитель врезался в землю.

«Так и мой… где-то в Норвегии… Нет, жив! Беда, попадет гитлеровцам в зубы!.. — комкор следил за парашютом. — Выручай, ветер, выручай!»

Не теряя высоты, парашютист скользил над вражескими позициями. Какая-то невидимая сила, словно гигантский поплавок, потянула парашют к земле. «Упадет к немцам… Вызвать огонь могу, а вот ветер…» Но сильные восходящие потоки воздуха подхватили белый шелк, понесли его все выше и выше.

Сбитый летчик подтягивал стропы, управлял парашютом. Пролетая над своей территорией, он уже боролся с ветром. Когда же в лощине к парашюту подбежали солдаты и навалились на купол, комкор повеселел.

Завыли, зазвенели моторы. Курбатов снова услыхал неистовый свист. Два самолета с крестами и свастикой упали в овраг. Павел Филиппович не успел раскрыть коробку папирос, как на нейтральной полосе разбился третий фоккер.

В окопах зашевелилась, привстала пехота. Полетели пилотки. Як-победитель, покачивая плоскостями, прошел на бреющем.

— Хорошее начало! — Павел Филиппович взглянул на часы. — Странно… На правом фланге давно уже гремит, а у нас тихо… Но это перед грозой.

Со свистом, с шипеньем пролетели над блиндажом комкора вражеские снаряды и мины. В ответ ударили наши орудия. «Сыграли» гвардейские минометы. И ожил, засверкал огнями, задымился весь передний край.