Курская дуга

Это видели и гитлеровские танкисты. «Тигры» отползли назад.

— Что, страшно вам, черти черные? Отходите?! — крикнул Тихон.

Но «тигры» остановились, усилили огонь и пошли в атаку. Тихон бросил связку гранат, но промахнулся. Ни Ивану, ни Телушкину не удалось подорвать танк. Тяжелая машина навалилась на окоп. Танк своим горячим днищем заслонил свет. Тихон укрылся в нише. Он задыхался от жара.

Бешено завертелась гусеница. Посыпалась земля.

— За мной! — и Телушкин пополз вдоль окопа.

Укрывшись за изгибом, Телушкин с Тихоном привстали, бросили в башню бутылки с горючей жидкостью. Танк залязгал гусеницами и, отползая, потянул за собой хвост дыма.

И в этот момент поднялся Иван Селиверстов, бросил противотанковую гранату, перебил «тигру» широкую гусеницу.

Когда немного рассеялся дым, Телушкин увидел, как из-за бугра выползла зелено-коричневая громадина. Сержанту показалось, что это тяжелый танк, но, присмотревшись, он подумал: «Длинный черт, какой-то стальной гроб. Это же самоходка — «фердинанд»!»

Самоходное орудие придвинулось к горящим танкам, скрылось в дыму. «Эх, не заметили его наши артиллеристы», — встревожился Телушкин.

— «Фердинанд» в засаде! — крикнул сержант Ивану и дернул его за руку. — За мной!

Телушкин схватил бутылки с горючей жидкостью, Иван — противотанковые гранаты. Их взгляды встретились.

— Давай!

Телушкин полз быстро. Он часто оглядывался и торопил Ивана. Слева горел «тигр». Он служил в дыму маяком. «К «фердинанду» лучше всего подобраться с тыла, — подумал Телушкин. — А вдруг он ушел?» Эта мысль беспокоила сержанта. Он свернул влево, прополз с Иваном еще метров двадцать пять. Глаза слезились от дыма, трудно было отыскать самоходное орудие.

Иван подполз к Телушкину. Он был ранен осколком в руку. Сержант перевязал ему рану.

— Вернись!

Но Селиверстов пополз вперед. Телушкин осмотрелся.

«Где же «фердинанд»? Ушел!» — решил сержант.

Неожиданно вблизи раздался сильный отрывистый выстрел, взметнулось пламя — и Телушкин увидел самоходное орудие.

«Почему открыт люк?» — удивился сержант. И все понял. Из круглого, как луна, люка гитлеровцы выбрасывали стреляные гильзы. Телушкин по-пластунски подобрался к «фердинанду». «Только бы не промахнуться!» В траву упала стреляная гильза. Сержант поднялся, бросил бутылку внутрь машины…

Ивану Селиверстову не повезло. У самого окопа его догнала шальная пуля, ужалила в ногу. Не успел он оглянуться, как получил третье ранение, осколок оцарапал шею.

Иван стиснул зубы. Бледный и окровавленный, спустился в окоп.

— Иди в тыл! — крикнул ему Тихон.

— Что? — Иван нахмурился. — Что?

Примостившись в углу, он разрезал ножом голенище. Тихон сделал брату перевязку. Телушкин потребовал, чтобы Иван шел в санбат, но тот отказался.

Иван не чувствовал боли. Его только знобило. Он попросил брата свернуть цигарку и затянулся крепкой махоркой. Он был зол и думал о том, что по-глупому ранен и невелика была его отвага — бросить в уже горящую самоходку еще две бутылки с горючей жидкостью.

Но он удивился, когда в руки к нему попал боевой листок. Иван прочел: «Передай по цепи» и чуть ниже:

«Молния! Горит фашистская броня! Гвардейцы Телушкин и Селиверстов Иван подожгли самоходную установку «фердинанд». Равняйтесь на них. Слава героям!».

Нагнувшись, сержант ткнул пальцем в рисунок. Гитлер прибивал гвоздем к танку облезлую шкуру «тигра». Полосатая шкура треснула, и, словно кишки, вывалились на землю изогнутые длинноствольные пушки. Химическим карандашом кто-то четко написал: «Пусть помнят фашистские волки, что мы герои Дона и Волги». И красным карандашом — «Сталинградцы, не отступать!» И кто-то кровью: «Не отступим!»

Боевой листок пошел по рукам. Тихон Селиверстов передал его в соседний окоп.

«Что я сижу, пора за дело приниматься», — подумал Иван. Ему стало нехорошо; он закрыл глаза, словно сквозь сон услышал голоса, треск автоматов, взрывы гранат. Когда он очнулся, в окопе шла рукопашная схватка. Телушкин и Тихон отчаянно боролись с гитлеровцами. Иван схватил кого-то за волосы.

— Чья голова? Чья? — И вдруг Иван вспомнил: «Недавно все стриглись под машинку» — и нанес удар саперной лопатой. В ту же секунду Иван почувствовал, что наткнулся грудью на что-то острое, и упал.

Когда он снова пришел в себя, то с тревогой поискал глазами брата и Телушкина и, не найдя, обрадовался. В окопе лежали убитые гитлеровцы, близко гудели танки, рвались тяжелые мины, гремело грозное раскатистое «ура». «А что, если придут гитлеровцы? — Иван нащупал рукой противотанковую гранату. — Только бы хватило силы». Он услышал топот ног, связисты прыгнули в окоп. И сейчас же из-за выступа показался комроты. Он нагнулся, прижал к уху телефонную трубку.

— Товарищ подполковник, вы меня слышите? — говорил Бунчук. — Это я! Положение на переднем крае? Восстановлено!

«Хорошо», — подумал Иван и прислушался.