Думая об округлых руках Мангустины, о её губах в форме сердечка, о тёмных густых бровях, Чарли поднимался по лестнице из фарфоровой крошки. Теперь-то он знал, что это останки магов, умерших от окамении, болезни, которая превратила их тела в статуи с причудливыми рисунками. Вначале его ужасала эта мысль, но потом он предпочёл думать, что это такой своеобразный способ почтить память усопших. На белом фарфоре теснилось множество синих рисунков – воплощённые воспоминания заражённых людей. Обычно Чарли не упускал возможности внимательно их рассмотреть, когда шёл по башне Золотой ноги, в память о тех несчастных, чьими окаменевшими телами вымостили пол, но только не сегодня. Сегодня вечером Чарли мог думать лишь о длинных-длинных волосах Мангустины и о том, как ему хочется пожелать ей спокойной ночи. Когда из-за двери неожиданно выпрыгнул Дункель, Чарли честно попытался притвориться испуганным, чтобы порадовать буку. Но поскольку голова его была занята совсем другим, вышло не очень убедительно.
– Всё нормально, я не обижаюсь, – заверил его бука. – Просто хотел тебя отвлечь, но ты, видно, думаешь о скачках, и это нормально. Мне бы хотелось пойти посмотреть гонку; жаль, что я должен оставаться в замке. Вечно одно и то же. – Бука вздохнул, выпустив в воздух облачко желтоватого пара, и жестом велел Чарли поспешить и отправляться в ванную.
Когда Чарли наконец подошёл к своей кособокой кровати, керосиновые лампы уже погасли. Он рухнул на постель – и ударился всем телом: настолько матрас был жёсткий.
– Эй! – зашептал с соседней кровати Панус. – Хотел спросить… Мангустину ты ведь себе застолбил?
– Никого я не столбил, – сердито прошипел Чарли.
Однако мысль о том, что Панус в один прекрасный день прижмёт Мангустину к груди, заставила Чарли запаниковать так, что сердце его бешено заколотилось.
Панус перевернулся на бок, и кровать под ним болезненно заскрипела.
– Ну а девчонок ты хотя бы уже целовал? – спросил он.
– Нет, – ответил Чарли. – Но девчонки уже целовали меня.
Панус заинтересованно придвинулся к краю кровати:
– Правда?! И как ты этого добиваешься?
– Я им улыбаюсь и жду, когда они сами подойдут.
– И это действует?
– Если девчонки этого хотят – то действует.
– А если не хотят?
– Зачем целоваться с девчонкой, которая этого не хочет?
Панус немного помолчал.
– Ну, во всяком случае, с Мангустиной тебе придётся первому к ней подойти.
– Я жду, когда она ко мне подойдёт.
– Она уже здесь, болван! И она тебя ждёт. Если ты думаешь, что Мангустина сделает ещё один шаг, значит, ты её совершенно не знаешь!
Чарли вздрогнул. Панус прав. Мангустина очень застенчива, когда дело касается чувств. Значит, он должен… Может, завтра перед скачками?
– Расскажешь потом, ладно? – хихикнул Панус.
Чарли не ответил и мысленно потянулся к своему Спутнику мага. Бандит находился в общей спальне девочек. Мангустина взяла кота на руки, уложила рядом собой на кровать и прикрыла краем одеяла.
Чарли сразу же почувствовал себя лучше.
Солнце ещё и само не определилось, взошло оно или нет, когда Чарли поднялся с кровати. Утро выдалось тёмное, холодное и промозглое.
Ночью Чарли спал плохо, потому что никак не мог перестать думать о Мангустине. Он сказал себе, что сегодня должен во что бы то ни стало выяснить, на каком он свете, и теперь это решение довлело над ним. Он поставил ноги на холодную как лёд фарфоровую мозаику. Под одной из кроватей что-то зашуршало: очевидно, Дункель его услышал, но великодушно решил не откусывать нарушителю пальцы. Наверняка бука таким образом хотел поддержать Чарли и придать ему сил перед скачками.
Чарли водрузил на голову шапку-выручалку и подумал, что надевает её в последний раз. Через несколько часов он передаст шапку Мангустине, чтобы девочка унесла её подальше от судьи и, если всё пройдёт хорошо, уже вечером вручила учителю Лину.
Он мысленно позвал Бандита и, как только кот к нему присоединился, покинул башню Золотой ноги. Когда Чарли вышел за стены Святых Розог, рассвет осмелел и солнце осветило всё вокруг.
Ночью слегка подморозило, раскисший грунт покрылся корочкой льда – она трескалась, стоило только поставить на неё ногу. Чарли шёл к жилищу Селестена Бурпена, и ему казалось, будто он плывёт по облакам взбитых сливок, политых тонким слоем карамели. Внезапно он подумал о самом искусном мастере-кондитере из всех, кого знал – о своей бабушке, запертой по ту сторону этого мира вместе со Всадником. Старая Книга мага по-прежнему выглядела прекрасно; Чарли проверял её каждый день, стараясь не трогать сверх необходимого, но внимательно следил, не появились ли новые пятна на страницах, не стёрлись ли чернила, не замялась ли бумага…
Переходя по шлюзу канал, он поглядывал на карпов, пускающих пузыри у поверхности воды. Рыбы выглядели спокойными, и Чарли понадеялся, что это добрый знак.